Владимир Машков - Как я был вундеркиндом

Порыв папиного красноречия прервал зевок. Потянувшись всласть, папа пробормотал:

— Отец, ты знаешь что, я пойду спать. Чертовски устал сегодня. Поищи чего-нибудь пожевать в холодильнике. Да, как прошёл день?

— Как обычно, — ответил я.

— Ну и отлично, — снова зевнул папа. — Нет, отец, наши шансы растут…

Папа отправился спать, а я пошёл в кухню. Открыл холодильник, сделал бутерброд, согрел чаю.

Когда лёг в постель, долго ворочался. Весь длинный день я видел снова, как будто по телевизору. Удивительно многосерийный фильм получался.

Да, а самого главного я так и не узнал — что высматривал в бинокль Гриша. Ладно, завтра узнаю… Или послезавтра… А когда завтра или послезавтра? И завтра, и послезавтра будут такие же сумасшедшие дни, когда не будет ни секунды времени, чтобы остановиться и передохнуть.

Но почему сумасшедшие дни? Просто очень занятые, до краёв заполненные трудом, как у президента Академии наук…

Любопытно, а президент уже спит или сидит за письменным столом и его задумчивое лицо освещает настольная лампа? А может, бросил все дела и видит уже второй сон?

Нет, я думаю, что он ещё бодрствует и размышляет над сложнейшими проблемами науки. Всё-таки он президент Академии наук, а не третьеклассник, как я…

А всё началось тогда, когда на одной лестничной площадке с бабушкой поселился академик.

Надо вам сказать, что моя бабушка трепетала перед знаменитостями. Она знала их всех назубок. Ничего удивительного, скажете вы, знаменитость на то и знаменитость, чтобы её все знали. Это верно. Но попробуйте, не задумываясь, назовите хотя бы с десяток знаменитостей. Уверяю вас, перечислив с ходу пяток фамилий, вы надолго задумаетесь.

Стоило появиться кому-нибудь впервые на экране телевизора, как бабушка тут же наводила о нём справки. Бабушка считала, что раз человека показывают по телевизору, значит, он знаменитость. И она разузнавала об этом человеке всё — и что он сам о себе знал, и что, как бы ни старался, знать не мог.

И вскоре, как говорит папа, у бабушки было готово досье на очередную знаменитость. Досье — это такая папка, в которую собирают различные сведения о команде противника, о всех игроках. Так объяснил мне папа. Я, правда, никогда не видел у бабушки никаких папок, и вообще она спортом, кроме фигурного катания, не интересуется.

И вдруг такая удача. Знаменитость живёт буквально в двух шагах, рукой, как говорится, подать до его, знаменитости, звонка.

Надо было лишь придумать причину для визита.

Такой причиной оказался я. Я тогда учился во втором классе и после школы шёл не к себе домой, а к бабушке. Потому что у нас никого не было дома, а у бабушки была сама бабушка да ещё вдобавок дедушка. Я у бабушки обедал, делал уроки, читал, играл с дедушкой в шахматы, в общем, жил целый день, и лишь вечером дедушка отводил меня домой к маме и папе.

И вот бабушка решила навестить нового соседа, чтобы узнать у него, не мешает ли её внук, то есть я, академику размышлять над актуальными проблемами развития науки.

Дедушка был против визита.

— Как же, — хмыкнул дедушка, — ждёт он вас с распростёртыми объятиями.

Но бабушка, как всегда, не послушалась дедушку.

На двери нового соседа сверкала золотом табличка, на которой витиевато было написано: «Академик А.И.Залесский».

За дверью стрекотала машинка.

— Творит, — благоговейно прошептала бабушка и нажала на кнопку звонка.

Дверь отворил парень. Долговязый, худой, длинноволосый, в вытертых на коленях джинсах. В общем, обыкновенный парень. Но что-то не в порядке у него было с глазами. Вроде он глядел на нас с бабушкой и вроде видел нас, а в то же самое время видел что-то совсем другое. Может, то, что было в нас, а может, то, что было за нами. Я даже осторожно, чтобы не спугнуть парня, оглянулся — от чего он не может оторвать глаз? Но ровным счётом никого и ничего не было на лестничной площадке.

Не гася ослепительной улыбки, которую она, конечно же, приготовила для академика, бабушка проворковала:

— Здравствуйте, молодой человек, а папа дома?

— Папа? — парень захлопал ресницами. Наверное, он ждал любой вопрос, но только не этот. — Какой папа?

— Ваш папа, — бабушка всё ещё улыбалась, но я чувствовал, что она вот-вот выйдет из себя.

— Мой папа, — пробормотал парень. — Ах, мой папа… Батька уехал…

— Понимаю, — бабушка снова заворковала. — Научный симпозиум, международный конгресс…

— Вовсе нет, — махнул рукой парень и с завистью произнёс: — Батька уехал домой, в деревню…

Бабушкина улыбка в одно мгновение улетучилась.

— А это кто? — ткнула она пальцем в витиеватую табличку.

— Это я, — почему-то со вздохом произнёс парень.

— Вы? — пропела бабушка. — Вы такой молодой и уже академик?

Парень, наверное, не первый раз слышал эти «ахи» и «охи», и потому бабушкины восторги его вовсе не трогали.

— А мы ваши соседи, — бабушка протянула парню руку. — Очень приятно с вами познакомиться.

— Алик, — представился академик и тут же поправился: — Александр Иванович. Заходите, пожалуйста, — без большой охоты, как мне показалось, он пригласил нас к себе.

И со злостью глянув на сверкающую табличку, он с вызовом кому-то крикнул:

— Сегодня же я её сдеру…

Мы прошли в большую комнату, где стояли телевизор и пианино, и уселись в креслах возле журнального столика. Парень сел напротив на диване.

— Я хотела узнать, — сказала бабушка, — не мешает ли мой внук вам работать? Он проводит у меня почти весь день…

— Нисколько, — быстро произнёс парень. — Когда я работаю, то ничего не слышу и не вижу…

Он с тоской поглядел на приоткрытую дверь, которая вела в другую комнату. Я скосил глаза и увидел вдоль стены книги — от пола до потолка. Книги все были толстые, большие, в тёмно-синих или совершенно чёрных обложках. Всё понятно, книги не для детей.

И я вдруг понял, что академику совсем не хочется разводить тары-бары ни с бабушкой, ни со мной, а хочется засесть у полки с толстыми и умными книгами и совершить великое открытие. До меня это сразу дошло, а бабушка ни о чём не догадывалась. Усевшись поудобнее, она стала расспрашивать молодого академика, как ему удалось стать знаменитым.

— Бабушка, — перебил я, — пошли домой, мне уроки делать надо — столько задали…

— Успеешь, — отмахнулась от меня бабушка и впилась глазами в молодого академика.

Тот вздохнул: делать нечего — придётся рассказывать, и извиняющимся голосом, будто оправдываясь, поведал свою историю.

Оказывается, у него рано прорезались математические способности. Уже во втором классе он запросто щёлкал задачки, над которыми пыхтели пятиклассники. А в пятом классе он заткнул за пояс девятиклассников. На него обратили внимание, и он стал учиться в математической школе при университете.