Эдуард Успенский - Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы

Хотелось бы, чтобы представители науки и милиции занялись этими чрезвычайными происшествиями, которые буквально потрясли наш город.

Дети помещены в Кирекшанский детский дом»

— А что еще об этом говорят? — спросил Рахманин Катю Варич.

— Что это Пятно не оставляет в живых никого, кто его видел. Что оно выпивает всю кровь. Что там, где бывает Пятно, всегда видят Зеленого Человека.

— Какого еще Зеленого Человека?

— Такого, как тень. В общем, всякую чертовщину говорят.

— А где это ваше Никольское кладбище?

— Прямо против Большехима. Его собираются сносить.

— А где у вас городская милиция?

— От нас через два дома налево.

— Спасибо, — сказал Рахманин. — И последний вопрос: где здесь комиссионный магазин?

— Он чуть дальше милиции. Только там ничего нет. Одни старые самовары.

— Мне как раз самовары и нужны, — сказал Рахманин, уложил гранки в записную книжку, попрощался и вышел на узкую, сверкающую побеленными домами главную улицу.

Самовар волновал его только для проформы.

— Пойду в милицию, — решил он. — Может быть, там кто-нибудь есть из Московского университета.

В милиции не было ни души — как при коммунизме.

Тогда Рахманин зашел в комиссионку. Он долго осматривал самовар за самоваром, каждый раз приводя в ужас директрису магазина товарищ Мыльникову. Искомого самовара даже близко не было.

Рахманин начал копаться в документах: не проходил ли где серебряный самовар Фаберже из усадьбы Апраксиных. Дело было затяжное и неприятное. Он сидел и добросовестно изучал бумаги.

Его удивило одно обстоятельство. Несколько раз по ведомостям проходило старинное пианино фирмы «Блютнер». Почти каждый год его покупали и снова продавали через комиссионный магазин.

— Простите, как вас зовут? — спросил Рахманин.

— Светлана Ильинична, — ответила Мыльникова.

— Светлана Ильинична, а что это пианино дважды в год продают? Может, оно бракованное, со скрытым дефектом?

— Вот точно, — сказала Мыльникова, — со скрытым дефектом. В какой дом ни попадет, одни неприятности приносит.

— А где оно сейчас? Не в магазине случайно? Можно на него взглянуть?

— Славу богу, сгорело… вместе с Дворцом культуры.

— А какие же неприятности оно приносило?

— Да какие хочешь! Купил его председатель горсовета Дикой, через месяц у него сына за торговлю иконами посадили.

Рахманин только подивился связи между этими совершенно отличными событиями.

— А потом и его самого сняли, — продолжала Светлана Ильинична. — Купила его Перевертова из Потребкооперации, так на нее письмо пришло из Владимира, что она половину товаров на рынке налево продает. Посадили. Как вам это нравится?

— Мне это никак не нравится, — ответил Рахманин, — чтобы поддержать разговор, хотя в глубине души он явно одобрял действия пианино. Чем больше жуликов будет посажено, тем лучше. «Этому бы пианино, подумал он, впору погоны приделать и звание давать. Например, пианин-лейтенант».

Но, оказывается, пианино доставляло неприятности не только социально недостойным людям, но и честным.

— Начальник милиции его купил — Селезнев, — продолжала Мыльникова. — Так он в аварию попал. А уж такой был человек хороший.

— Не думаю, — возразил Рахманин. — Откуда у хорошего человека деньги на старинное пианино? У честного человека и оклад честный — небольшой.

— Да к тому времени это пианино копейки стоило! Его никто брать не хотел! Оно у нас в магазине в последний раз трижды уценялось. А наша сторожиха тетя Поля без пол-литра на ночь ни за что оставаться не хотела при этом пианино, пока мы его не продали.

— Это-то почему?

— Потому что на нем по ночам Белые Перчатки музыку играли.

— Какие Белые Перчатки? — удивился Рахманин. — Откуда они взялись?

— Поди узнай, — сказала Мыльникова. — То ли в окно прилетали, то ли внутрях прятались. Только играли старинную музыку, в основном траурную… Какую-то черную музыку.

— Странно, — произнес Рахманин.

— Конечно, странно, — согласилась Мыльникова. Ей безусловно нравилось, что милиционер-практикант отошел от самоварно-торговой темы на суеверно-бытовую.

— Уж после Селезнева-то это пианино вообще отказались покупать. Вот его по безналичному расчету и продали во Дворец культуры.

Рахманин подивился такому странному обстоятельству: продаже товаров по безналичному расчету через комиссионный магазин. Но вникать не стал, не за этим приехал. Если уж это социально-разоблачительное пианино не стало карать Мыльникову, зачем Рахманину вмешиваться в ее безналично-комиссионные дела.

Он поблагодарил директрису и пошел в милицию отмечать командировку.

В милиции уже гудел народ. Дежурный лейтенант Малинниченко отметил ему прибытие и спросил:

— Надолго?

— Не знаю. Как получится.

— Скажите, а есть тут у вас кто из Московского университета.

— Я из Московского университета.

— Как тебя зовут?

— Валерий.

— А меня Виктор. Слушай, что ты об этом думаешь? — Он протянул Малинниченко гранки и письмо в «Пионерскую зорьку».

Малинниченко обстоятельно, как все милицейские, стал читать. Прочитал, еще раз пробежал глазами и сказал:

— По-моему, ерунда. Я в детстве много слышал таких баек. Красная Рука, Черная Простыня… Сейчас еще Летающий Шприц появился… наркоманов убивает. Люди по своей темноте верят во что угодно.

— А ты по своей темноте ни во что не веришь! — раздался вдруг еще один голос. Оказалось, что в дежурке был еще один милиционер. Он был толст, но не противной такой толстотой, а младенческой, пухловатой. И еще он был черняв и ироничен.

— Я тоже из Московского университета. Дайте мне почитать, что вы ему давали.

Он внимательно прочитал заметку и письмо и сказал:

— А я в это верю. Смотрите, — он показал на карту города, висевшую над головой дежурного, — вот имение Осиповых около Никольского кладбища. Отсюда вся нечисть и идет. И, между прочим, фамилия Ваньки Каина была Иван Осипов Каин.

— А кто это такой? — спросил Малинниченко.

— Мне кажется, ты не Московский университет кончал, а Тмутараканский. Как же можно Ваньки Каина не знать? — улыбнулся толстяк.

— А ты знаешь? — спросил Малинниченко у Рахманина.

— Знаю. Был такой вор и убийца при Екатерине Второй. Потом он в полиции служил. Так сказать, создатель отечественной мафии.

— Все верно. И если это имение поставляло таких страшных людей, как он, какие сегодня оно будет поставлять привидения!

— Вы утверждаете, что это привидения? — спросил Рахманин толстого лейтенанта.

— Я ничего не утверждаю. — ответил тот. — Я только знаю, что все это не пустые разговоры. И ни в одном городе это не встречается в таких количествах, как у нас. Кроме, пожалуй, Торжка.