Хейно Вяли - Марью пишет сочинение (рассказы эстонских писателей)

— Нет, мама, — испуганно воскликнула Марью, — так писать нельзя! Все станут надо мной смеяться. А что скажет учительница?

— Ничего не поделаешь, твой день именно такой. Так что садись и пиши!

Ресницы Марью задрожали. Она обхватила маму за шею и начала упрашивать сквозь слёзы:

— Мамочка, позволь мне сдать это сочинение! Я теперь стану помогать тебе без напоминаний! Поверь, мамочка, я не посмею написать, как ты велишь.

— А вести себя так смеешь?! Ой, Марью, до чего ты стала трусливой! А ведь ты председатель совета отряда!

Слова «председатель совета отряда» больно укололи Марью. Понурив голову, она вернулась к письменному столу и неохотно принялась за работу. Вся красная от стыда, Марью подробно описала утро вчерашнего дня, но когда дошла до чулка, разозлилась, и перо побежало по бумаге быстрее.

«… Уже пора было отправляться в школу, а я никак не могла найти чулок. Искала под кроватью и на кровати. Чулка нигде не было. Мама подошла ко мне и сказала:

— Когда ты, наконец, научишься аккуратности! Почему ты вечером не кладёшь свои вещи на место?

Не кладёшь, не кладёшь! А Тыну кладёт? Но ему никто ничего не говорит, только мне вечно приказывают! А разве трудно отцу отвезти меня на машине в школу, когда он видит, что дочь может опоздать? Не трудно! Просто ему хочется, чтобы я его десять раз попросила. Но так будет не вечно! Вот вырасту, куплю себе машину, и пусть тогда он меня просит. Увидит, как это приятно!»

Перо всё бежало, поскрипывая, по бумаге, а в душе Марью всё росло упрямое ожесточение, теперь уже против себя самой.

«Когда я пришла из школы, то бросила своё пальто на стул, вешалка у нас высоко, а мне было лень принести из кухни табуретку. «Пускай, мама его потом уберёт», — подумала я. И сразу села читать книжку, — вчера мне купили сборник интересных рассказов. Не успела я прочесть и страницу, как мама уже позвала меня:

— Марью, сходи в булочную за хлебом.

Я притворилась, что не слышу. А сама подумала: если мама заглянет в двери, то наверняка решит, будто я готовлю домашние уроки, и пойдёт вместо меня в булочную. Но мою маму провести трудно, она сразу поняла, что я просто читаю книжку, и сказала:

— Поторопись, Марью! Уже пора обедать».

Марью безжалостно описывала свои недостатки, словно она вовсе не о себе рассказывала, а о каком-то своём злейшем враге.

Когда сочинение было готово, Марью чувствовала себя до того несчастной, что даже ни разу его не прочла. Девочка не могла себе простить, что показала маме свой первый черновик. Зачем надо было соваться?

За первое сочинение Марью получила бы пятёрку, его, может быть, даже прочитали бы вслух в классе, и всё было бы хорошо. Больше никогда не станет она по своей воле показывать тетрадки маме!

Весь вечер Марью была не в настроении. Даже не поиграла на этот раз с братишкой, а, наоборот, всё время ворчала на него, зачем он свой домик из кубиков строит посередине комнаты, — ступить некуда!

На следующий день Марью отдала сочинение учительнице и с этого момента уже не находила себе покоя, — время для неё тянулось ужасно медленно. Сто раз на дню, и в школе, и дома, вспоминалось девочке её злополучное сочинение. Что скажет учительница? Что подумают о ней товарищи, когда узнают, какова она у себя дома? И почему она такая лентяйка? Нет, она должна исправиться! Марью уже несколько дней ходила в булочную без напоминания и, где могла, старалась помогать матери. По утрам Марью уже не хотела нежиться под одеялом, а когда однажды отец сам предложил подвезти её до школы на машине, девочка даже покраснела, вспомнила о некоторых фразах в своём сочинении, и ей стало стыдно. Как смела она написать такое об отце!

По вечерам в постели, прежде чем заснуть, Марью мечтала о том, чтобы учительница потеряла её тетрадь или чтобы тетрадку эту у неё украли. Иной раз девочке представлялось, как учительница, просматривая тетради, опрокидывает на мерзкое сочинение чернильницу, так что никто уже не может его прочесть.

Но ничего подобного не случилось.

И вот роковой день настал: учительница вошла в класс, положила на стол стопку тетрадей и сказала:

— Вообще-то вы все неплохо справились с сочинением. Одни приукрасили себя немного больше, другие — немного меньше, но так самокритично и честно, как Марью, не написал никто. Хорошая работа! Надеюсь, Марью, такая самокритика пошла тебе на пользу.

Все ученики удивлённо смотрели на Марью, а она сидела оторопевшая, и никакой радости на её лице не было. Услышав похвалу учительницы, Вийви придвинулась поближе к Марью, словно хотела приобщиться к честности своей соседки по парте, и шёпотом спросила:

— А что ты написала?

Но Марью даже не услышала вопроса, она была слишком занята своими мыслями.

Почему её не ругают? Отчего не пристыдят? Не осудят её поведения? Отчего? Только потому, что она честно рассказала о своей лени? Но ведь ей пришлось рассказать, она не могла иначе… Только никто этого не знает… Все думают, будто она по своей воле… Сочинение всё равно похвалили, а она-то, глупенькая, расстраивалась… Да, но эту похвалу полагалось бы получить маме… Иначе выходит обман… А что, если подняться и рассказать всё как есть? Нет, лучше не надо… К чему? Ведь об этом никто никогда не узнает…

— Марью, иди возьми свою тетрадь, учительница тебя вызывает, — Вийви подтолкнула соседку локтем. Марью медленно встала из-за парты.

«Нет, не скажу», — уговаривала себя девочка, но чем ближе подходила к учительскому столу, тем ей становилось стыднее. У Марью было такое чувство, будто её уличили в чём-то позорном и она должна теперь доказать свою невиновность.

— Я вовсе не такая честная, как вы думаете, — обратилась Марью к учительнице. — Так написать велела мне мама. — Девочка выпалила это единым духом и сразу почувствовала, что снова может смотреть товарищам в лицо.

Учительница улыбнулась.

— Вот видишь, Марью, когда ты хочешь, то можешь быть честной и без помощи мамы. Значит, ты всё-таки заслужила эту пятёрку.

До чего же противные дни — выходные! Самые противные в моей жизни, — по выходным дням мама дома и всё время заставляет меня работать, как было при крепостном праве.