Борис Батыршин - Египетский манускрипт

Стоит отметить, что классные вагоны цепляются к поезду в особом, раз и навсегда установленном порядке — и разносчики, отлично его зная, заранее выстраиваются на перроне согласно «табели о рангах» своего товара: одно предлагают чистой публике из синих и желтых мягких вагонов, а другое — простонародью, заполонившему зеленые «жесткие».

Вагон-ресторан… тут остается только умолкнуть. Воистину, высокое искусство путешествий с истинным комфортом в наши дни утеряно.

Еще в Москве мы решили присоединиться к большой группе паломников, следующих в Палестину — и оставаться с ними до удобного нам момента (по-видимому, до Триполи). Палестинское общество предлагало паломникам своего рода «турами», включающими в себя и билеты на поезд до Одессы, поездку морем и далее, уже на Святой Земле — путешествие караваном. Большая часть паломников, люди простого сословия, ехали в жестких вагонах. Из классных пассажиров, в первый же день путешествия, удалось познакомиться с двумя волжскими купцами, как оказалось — родными братьями.

Братья рослые, с типично русскими физиономиями; оба уже в летах. Путешествовали они в сопровождении приказчика; один вез с собой дочь средних лет. Старший, Семен Иванович, крепкий старикан, оказывается, уже четырежды побывал в Иерусалиме. Тут стоит отметить, как поменялись нравы российского торгового сословия за 128 лет! Потомки этих купчин будут, по четыре раза кряду, ездить, разве что, на Мальдивы, а тут…

Семен Иванович поведал, что едет в Палестину совершенно уверенно, наперёд зная, что греки его примут с распростёртыми объятиями. Это было неожиданно: готовясь к путешествию, мне не раз приходилось слышать о греках много худого — об их бесстыдных поборах с паломников, о корысти и готовности зарабатывать деньги на христианских святынях. Но уже позже, на пароходе, другие паломники пояснили — богатый купец, всякий раз бывая в Иерусалиме, оставлял у греков не одну тысячу рублей; да и на большие праздники присылал богатые подарки. Конечно, греки, обхаживали своего благодетеля! А тот и рад: в России епископ — лицо для простых смертных недоступное; его, если и видят, то лишь в кафедральных соборах во время богослужения. А наш купец в Святом Граде имеет доступ не только к митрополиту, но даже к блаженнейшему патриарху. Тщеславие всегда тщеславие! Как не вспомнить о новорусских дельцах, готовых любые деньги выложить в Каннах за приглашение на банкет со звездами кинофестиваля. Нет, решительно, времена меняются, а люди остаются прежними.

На вокзале, в Одессе, паломников прямо на перроне встретили афонские монахи — и принялись приглашать в свои подворья. Поскольку мы решили пока что следовать общему поведению — то пошли за монахом Пантелеймоновского монастыря. На привокзальной площади приезжих немедленно окружили комиссионеры дешевых одесских гостиниц. Все, как один, зазывали: «У монахов грязно, да и не дешевле!» — хватали за рукава, делали попытки вырвать поклажу из рук носильщиков и оттащить к заполонившим вокзальную площадь пролеткам.

Однако же, притязания комиссионеров были отвергнуты — благо, монастырская гостиница располагалась тут же, напротив вокзала.

Номер оказался весьма скромный, с самой, что ни на есть, непритязательной обстановкой. Паломникам из простонародья отводились общие спальни; зайти туда означало подвергнуть нешуточному испытанию нашу решимость и далее путешествовать в обществе богомольцев. Постели в номере были сомнительной чистоты; заранее зная об этом обстоятельстве, мы запаслись собственным постельным бельём.

Распоряжался всем здоровенный монах, с елейным голосом — впрочем, это вообще особенность духовного сословия. Он собирал с богомольцев заграничные паспорта и деньги, по рублю с каждого — за «прописку» у турецкого консула. Однако же, узнав, что имеет дело с американцами, слуга божий отстал, одарив нас на прощанье весьма недоверчивым взглядом.

— Ох, и барахла же у нас! — Ваня окинул взглядом гору баулов, кофров и чемоданов. — Будто переезд, а не поездка на какие-то жалкие два месяца!

— А чего ты хотел? — резонно заметил Олег Иванович. Во первых, глобализация еще не случилась — ни тебе дьюти фри, ни торговых сетей и «МакДональдса» в любом задрипанном городишке. Все надо везти с собой. А, во вторых, не настала еще эпоха реактивных лайнеров; за перевес багажа денег не берут. Вот люди и изощряются, как могут. — И он ткнул носком туфли в обитый медью уголок монументального кофра.

— Да уж, — уныло подтвердил Иван. — Не дай Бог такое на себе переть… тут, пожалуй, сама тара побольше груза потянет.

— А как иначе? В местных поездах — сам помнишь, как трясет. Про гужевой транспорт вообще молчу. Учти, нам, может, и на верблюдах предстоит ехать, а это, доложу я тебе, та еще радость. В пароходах багаж грузят без затей, навалом. Так что, массивные чемоданы и кофры — единственная гарантия хоть что-то довезти в сохранности. Материалы, опять же, самые простые — кожа, фанера, клеенка. И никакого тебе ударостойкого пластика.

В самый массивный кофр путешественники упаковали арсенал, а так же кое-какой запасец «особых штучек» из двадцать первого века. Были здесь и два бронежилета третьего класса — не бог весть что, но все же…

Кое-что, из числа самого необходимого, пришлось рассовать по карманам и рюкзакам. Ваня до последнего сражался за право экипироваться изделиями двадцать первого века — и настоял-таки на своем! В итоге, кроме горы «аутентичного» багажа, мальчик запасся парой небольших тактических рюкзаков вполне нейтрального цвета «дарк койот». Выглядели рюкзаки, конечно, весьма предосудительно — во всяком случае, на перронах вокзалов Российской Империи. А потому, Олег Иванович настоял, чтобы амуницию из будущего до поры упаковали в парусиновые баулы. А на Ближнем Востоке и Африке, рассуждал он, видели и не такое — судя по многочисленным фотографиям конца 19 века, снаряжение европейских путешественников отличалось порой весьма экзотическим видом. Точно так подошли и к выбору одежды. До поры отец и сын щеголяли в местном платье: в светлых парусиновых костюмах, парусиновых же туфлях и шляпах-панамах. А в багаже ждала своего часа походно-полевая одежда двадцать первого века; конспирация конспирацией, а подвергать риску здоровье лишний раз не следовало. Фасон и цвета были выбраны самые нейтральные — бермуды цвета песчаного хаки, такие же рубашки-безрукавки, неизменные пробковые шлемы, жилеты-сетки и высокие «пустынные» «коркораны». Все это вполне вписывалось в образ богатых европейских путешественников. Для убедительности Олег Иванович начал даже отпускать бороду — та немилосердно чесалась, изводя своего обладателя. Да еще и жара… однако, приходилось терпеть; посреди сирийской пустыни непременно возникнут перебои с водой для бритья.