Александр Охотин - Вовка – брат волшебника

— Может и ты!!! — закричал он. — Потому что ты гад и фашист!!!

На мгновение наступила мертвая тишина. Все просто обалдели от «такой дерзости». Только Антонина Александровна сказала очень тихо:

— Вова, я от тебя этого не ожидала. Разве я тебе сделала что-нибудь плохое? Я же всегда ко всем относилась по-доброму, и к тебе тоже. А ты так со мной поступил.

— Я не крал, Антонина Александровна, — сказал Вовка. — Я не вор и никогда им не стану, хоть кое-кому и хочется показать, что я вор.

— Вот видите, Антонина Александровна, к чему приводит ваш либерализм! — орал Блинов, а орал он так, что Вовка чуть не оглох от его крика. — Я сколько раз Вам говорил, уважаемая Антонина Александровна, что с этими мерзавцами нужно быть жестче!

— Ты сам мерзавец! — закричал Вовка.

Еще пять минут назад он не думал, что может так сказать Блинову или еще кому-то из взрослых, но теперь что-то словно перевернулось внутри, обида была невыносимой. Блинов ведь знал, что Вовка тут ни при чем. Знал, конечно знал, Вовка это чувствовал. Слезы душили его, он не смог удержаться и разревелся. Все затихли, услыхав, как Вовка обозвал Блинова, все притихли, кроме Гоблина. А Блинов орал, брызгая слюнями, не стесняясь в выражениях. Он готов был убить Вовку, и, наверное, так бы и поступил, останься они один на один.

«Спустив пар», Блинов отдышался и сказал:

— Сегодня, Муравкин, за свой мерзкий поступок и за грубость по отношению ко мне, ты лишаешься завтрака, обеда и ужина! Но это еще не все! Когда все позавтракают, мы соберем линейку. Ты, стоя передо мной на коленях, извинишься за нанесенные оскорбления! И добровольно! Слышишь?! Добровольно сознаешься в своем ужасном поступке! И в том, что деньги ты потратил на сигареты и пиво!

— Геннадий Олегович, — робко произнесла Антонина Александровна, — может, следует разобраться? Вдруг, это и правда — не он.

— Вы с ума сошли, Антонина Александровна! В чем тут разбираться?! Что тут неясного?!

— Я не буду сознаваться в том, чего не делал! — закричал Вовка.

— Будешь, еще как будешь! — прорычал Гоблин. — Только не в том, чего ты, якобы, не делал, а в том, что ты совершил!

— Посмотрим!

Не было никакой линейки, потому что, когда закончился завтрак, и ребят собрали во дворе, Вовка сорвался с крыши.

— Пошли, — сказал мальчишка, — Учитель ждет.

— Я не хочу никуда идти, — еле слышно ответил Вовка.

— Придется, хочешь ты, или нет, — и Вовка понял, что придется.

Мальчишка направился к башне, и Вовка поплелся за ним следом. Он не сразу заметил дверь внизу башни. Дверь, как дверь, ничего особенного, но когда подошли к ней, она открылась сама собой. За дверью оказалась железная винтовая лестница. Мальчишка стал подниматься по лестнице, а Вовка с обреченным видом пошел следом.

Комната, в которую пришли, сильно удивила. Она была похожа на жилище алхимика из кино про средние века. Старинная мебель. На массивных дубовых столах стоят колбы, реторты, какие-то механизмы. Там же, на столах, сложены пожелтевшие от времени свитки. На свитках — надписи, сделанные непонятными знаками. Но было там и кое-что современное — огромный жидкокристаллический экран во всю стену. Хотя, может быть, это и не экран вовсе.

Учитель сидел в старинном кресле. Он был похож на древнего алхимика, колдуна или волшебника. Казалось, ему немыслимо много лет, но он вовсе не выглядел дряхлым стариком. Нет, он был стар, но был крепок и полон сил.

Старец с минуту пристально глядел на Вовку, а потом сказал мальчишке:

— Благодарю тебя, Кирилл. А теперь оставь нас наедине. У нас с Владимиром будет долгий разговор.

— Хорошо, Учитель, — ответил мальчишка и направился к двери.

Проходя мимо Вовки, он сказал ему:

— Теперь держись. Достанется тебе от Учителя по полной программе.

Старик на это чуть заметно усмехнулся, помолчал, собираясь с мыслями, а потом обратился к Вовке:

— Итак, Вова, то, что ты натворил, — непростительно. Это преступление — преступление против Сил Света. Ты это понимаешь?

— Но я ничего такого не делал! Я не вор! Я той сумки раньше даже не видел!

— Я не про это. Я знаю, что ты не крал. Ты никогда не смог бы, да и не сможешь совершить столь подлый и позорный поступок. Но ты проявил малодушие. Ты отступил перед несправедливостью.

— Я не отступал… то есть я… я… собирался… — Вовка замолчал. Он не знал, что сказать в свое оправдание.

— Не отступал? Тогда что тебя понесло на крышу? Ты же знал, что ночью прошел дождь, что крыша скользкая. Кирилл искал тебя, чтобы помочь отстоять правду и наказать зло, а ты все испортил. Из-за своей глупости ты потерял жизнь.

— Но этот… ну… Кирилл, он же… Ну, я же не разбился.

— А если бы не Кирилл? Если бы он не успел? Что тогда? А насчет того, что не разбился… вот, посмотри.

Старик сделал движение рукой, будто начертав в воздухе невидимый знак. Огромный экран на стене — да, это, все-таки, был экран — включился, и на нем Вовка увидел свой интернат. Он увидел себя, сидящего на крыше. Он увидел учителей и воспитанников интерната, толпящихся во дворе. Все они с ужасом глядели наверх. Все были в панике — все кроме любимчика Гоблина по прозвищу «Гоблиненыш». Гоблиненыш стоял в сторонке и противно ухмылялся.

Вот через ворота во двор въехала милицейская машина, а за ней пожарная и скорая. Вот Вовка, то есть не он, а как будто другой, тот, что на крыше, встал и пошел по крыше к двери на чердак. Вот он поскользнулся и поехал по скату вниз, а вот уже падает… Под многоголосый возглас ужаса собравшихся во дворе людей он с оглушительным ударом падает на землю. Потом он как-то странно вздрагивает и больше уже не двигается. Вокруг его головы начинает растекаться алая лужица.

Это был такой ужас, какого Вовка никогда раньше не испытывал. Это был шок. Как, оказывается, страшно видеть себя, мертвого, со стороны. Вовке стало так плохо, что, казалось, лучше и вправду умереть.

Вид на экране снова переместился во двор интерната. Там происходило нечто. Блинов, схватившись руками за голову, опускается на землю; директор, весь бледный, бежит с милиционерами и докторами к тому страшному месту; Антонина Александровна падает в обморок… Только Гоблиненыш стоит в сторонке и противно ухмыляется.

— Ну что, самому жутко? — спросил старец, погасив экран и взглянув на Вовку.

— Да, — ответил Вовка чуть слышно. Ему и правда, было жутко. Даже не просто жутко, а совсем плохо. Казалось, что-то оборвалось у него внутри. Он еле стоял на ногах. Еще немного и он упал бы в обморок.

— Теперь ты понял, к чему приводят необдуманные поступки? — спросил старик.

— Понял… Но я же не нарочно, я же не хотел…

— Я понимаю, что не нарочно.

— Но если я разбился, то почему я здесь, почему живой? Так же не бывает.