Михаил Новорусский - Приключения мальчика меньше пальчика

А для наблюдений здесь так же, как и везде, было много всяких диковинок. Прежде всего, меня поразили какие-то лодки с белыми парусами, которые плавали в разные стороны над капустой по воздуху. Странно было только видеть, что плавали они не только во все стороны, но и вверх и вниз, чего настоящие лодки никогда не делают. Издали я не мог их рассмотреть хорошенько. Но когда я стал соображать, что это за плавающие лодки, я скоро догадался, что это — просто капустные бабочки. Никто ведь не летает над капустой так часто, как они.

Над моим листом одиноко склонялась головка красного клевера в полном цвету. Его забыли своевременно выполоть с грядки, и вот теперь он зацвел. Я хотел было уже полакомиться сладким соком его цветов, так как в горле у меня совсем пересохло от многих волнений, и стал подходить к нему. Как вдруг на меня обрушился целый белый шатер. Я уже подумал, не попал ли я в какую-нибудь полотняную палатку. Но увидал, что голубое небо еще видно, и что полотно от палатки трепыхается только с одного края, как раз над головкой клевера.

Но сейчас же такая мысль показалась мне очень смешной, потому что я узнал в этом полотне ту же капустную бабочку, которую я видел издали и принял за парусную лодку. Она спокойно уселась на клевер и, очевидно, так же точно собиралась полакомиться, как думал полакомиться и я сам.

Я стоял рядом и мог хорошо рассмотреть эту бабочку. Огромные широкие крылья ее были покрыты красивыми мелкими продолговатыми чешуйками. Они сплошь покрывали крыло и сверху и снизу, и под этими чешуйками жилки крыла едва были заметны. Раньше я никогда не мог рассмотреть чешуек у бабочки. Теперь же я видел их прекрасно своими маленькими глазами и любовался их тонким строением и нежным видом.

Сколько есть на свете разных бабочек! И у всех их крылья покрыты чешуйками. И мы совсем не видим этих чешуек и не можем любоваться их красотой. Сколько на свете есть красоты, которая совершенно скрыта от наших слабых глаз! Тогда для чего же она существует на свете?

Рассмотрел я теперь хорошо и хоботок бабочки. Он свернут у нее кольцом в несколько оборотов, словно часовая пружина, и спрятан под шеей. Но как только она села на клевер, она развернула это кольцо и хоботок оказался длинный-предлинный, гораздо длиннее, чем язык у шмеля. Этот хоботок она то запускала в трубочку цветка, то вынимала оттуда. Из одного цветка она вынимала тотчас же, а в другом держала очень долго и вынимала только спустя некоторое время. Очевидно, в одном цветке было уже высосано раньше и ничего не оставалось, в другом же был сладкий сок и его долго высасывала своим хоботком моя бабочка. Этот хоботок был словно соломинка, в которую и мы можем сосать вино либо воду. Гибкий, тонкий и длинный хоботок был очень удобен для всех больших и длинных цветов, у которых сладкий сок скрыт на большой глубине внутри цветка.

Насытившись, бабочка тотчас же порхнула ко мне на лист и села неподвижно. Сидит, только усиками шевелит. А усики у ней длинные, прямые точно палки, оканчиваются набалдашником и торчат кверху.

Вдруг, я вижу, задний конец ее брюшка как-то опускается на сам лист и словно прилипает к нему. Я стал следить внимательнее и, наконец, понял. Я увидал, что каждый раз, как бабочка прикладывает брюшко к листу, из конца его выходит длинное темное яичко с желтым концом. Яичко это липкое и тотчас приклеивается к листу капусты и к соседнему яичку. Бабочка клала их вплотную друг к другу и я насчитал, что она положила 23 яйца.

Я никогда ранее не видывал, как несут яйца. И потому с удвоенным интересом следил за этим делом. Бабочка сидела спокойно, а время от времени, в разные сроки, из отверстия в заднем конце ее брюшка показывался круглый продолговатый предмет, похожий на ружейный патрон, медленно выползал оттуда и медленно укладывался на свое место, как раз вплотную к прежним яйцам, ничуть не дальше, ничуть не ближе. Словно бабочка измеряет расстояние каким-то прибором и точно знает место, куда нужно положить следующее яйцо. Долго продолжалась у бабочки эта диковинная ее работа. (Рис. 14).

Рис. 14. Капустные бабочки .

Отложивши все 23 яйца, бабочка порхнула и, покачиваясь на своих тяжелых чешуйчатых крыльях, полетела дальше. Когда она исчезла, я увидал, что все яйца уложены в одну тесную кучку. И все, как одно, торчали кверху своими желтыми концами. Вся же кучка была похожа на маленький сот. Она была так изящна, что я залюбовался ею.

Налюбовавшись, я увидал в конце того же листа, на котором я сидел, еще такую же точно кучку. Очевидно, она была положена здесь другой бабочкой раньше. Я подошел к ней поближе, чтобы увидать, похожи ли те яйца на новые, которые клались при мне, и ахнул от удивления.

Из двух яичек сразу торчали черные головки червячка, и оба червячка шевелились внутри яйца, а потом стали медленно выползать из него. Несколько крайних яиц были уже пусты. Оставалась от них одна оболочка, а червячки уже вышли и уползли.

Когда я взглянул на самый край листа, я увидал, что эти червячки уже сидели там и ели. Они были так мелки, что я не мог рассмотреть, как они едят. И только кусок съеденного листа показывал, что они уже начали истреблять капусту.

Все мы в деревне знали, какое опустошение наносят эти червяки капустным грядкам. И все также знали их пеструю с желтым длинную мясистую фигуру. Но я никогда не видывал, как они родятся из яиц, снесенных капустной бабочкой. И мне никогда раньше не приходило в голову, что если передавить все яйца, то не будет ни одного червячка и вся капуста будет цела.

Теперь мне хотелось только рассмотреть хорошенько взрослых червей и посмотреть, как это они едят капусту.

Искать здесь капустных червей долго не пришлось. Я увидал, что соседний моему лист капусты был сильно обгрызен. Хотя самих червей мне было не видно, но я догадывался, что они есть на том листе, который изъеден.

Я спустился вниз, перебрался там на соседний лист, влез на него и, когда вышел на самую верхушку, то увидал по краям листа трех больших гусениц. Они сидели на изъеденных листах и непрерывно ели.

Я подошел поближе к одной из них, самой большой по росту, и стал наблюдать. У нее было впереди три пары ног на груди и четыре пары сзади, на брюшке. Помещалась она как раз на ребре листа, охвативши этот лист всеми четырнадцатью лапами. Выходило, что она сидела на ребре листа верхом, точно на хребте лошади, и так крепко держалась за лист всеми лапами, что оторвать ее от листа было очень трудно. Я попробовал было оторвать ее и сильно толкал в один бок обеими руками. Но сдвинуть ее с места мне не удалось ничуть.