Михаил Каришнев-Лубоцкий - Тайна Муромской чащи (Волшебные каникулы - 1)

- Где он? - спросил он у внука, поднимаясь с пенька.

- Там, - еще раз махнул рукой Шустрик в сторону, откуда недавно примчался он сам, - около ивы Плаксы.

Калина Калиныч хотел было еще что-то спросить, но вдруг приложил палец к губам и прошептал:

- Тсс!.. Нас подслушивают!

Шустрик быстро обернулся туда, куда смотрел его дед, но увидеть шпиона уже не успел. И только по мелькнувшим в зарослях орешника маленьким золотистым лапоточкам он понял, кто там сидел каких-то несколько мгновений тому назад.

До места стоянки лесорубов Калина Калиныч и Шустрик добрались за одну секунду: они умели это делать. Высунувшись слегка из-за кустов и протянув вперед руку, Шустрик зашептал над самым ухом Калины Калиныча:

- Вот они, дедушка! Всю поляну помяли, нечистики!

Там, куда указывал внук, дед разглядел две брезентовые палатки. Возле одной из них стояли Опилкин и Ведмедев и о чем-то ожесточенно спорили.

- Который тут Паша? - поинтересовался Калина Калиныч. Шустрик всмотрелся в незнакомцев и ответил:

- Его здесь нет.

Но стоило ему только произнести эту фразу, как из палатки вышел еще один лесоруб, в котором Шустрик признал своего старого знакомца, хотя на самом деле это был Саша.

-- Вот он, дедушка, вот он! - горячо зашептал Шустрик, указывая на Разбойникова-младшего.

Из-за пояса у Саши поблескивал новенький острооточенный топор. Шустрик, увидев топор, чуть было не выскочил из кустов, за которыми он хоронился вместе с Калиной Калинычем.

- Я же его в порошок стер! - плачущим голосом проговорил он на ухо деду. - От топора одно топорище осталось!

Калина Калиныч погладил внука по голове ладонью.

- Ну-ну, верю... Мы и этот топорик сотрем.

- А Пашу?

Калина Калиныч пожал плечами:

- Там видно будет. Сперва с человеком по-человечески поговорить нужно. Вдруг поймет...

- А не поймет?

- Тогда волшебство применим.

Тем временем Саша, пошептавшись о чем-то с товарищами, двинулся в глубь леса, в противоположную от лешаков сторону. Калина Калиныч пошлепал беззвучно губами, и через секунду и он, и Шустрик стали невидимыми. Пройдя метров двести от палаток, Саша наткнулся на то, что искал: прямо перед ним тянулись густые заросли орешника. Облюбовав подходящий для удилища прямой и тонкий ореховый ствол, Саша потянул из-за пояса топор. Но ударить он им не успел.

- А постой-ка, голубчик, - раздалось у него за спиной, - не руби с плеча...

Саша удивленно обернулся. В двух шагах от него стояли странно одетые, но довольно симпатичные, дед и мальчишка. "Не их ли недавно Пашка повстречал?" - подумал Разбойников-младший, опуская топор.

- Чего тебе, дедушка?

- Мне-то ничего не нужно, а вот вы зачем сюда пожаловали? Или не предупреждали вас в Апалихе не ходить, не ездить сюда? Что вы потеряли здесь?

Саша улыбнулся:

- Привык, дед, в лесу жить, в лаптях ходить? Теперь с этой привычкой прощайся!

- Что так?

- В городе жить будешь. Мы вашу Чащу срубим, а тут когда-нибудь город выстроят. - Саша похлопал ласково Шустрика по плечу и спросил его дружелюбно: - Хочешь, пацан, в городе жить?

Но Шустрик молчал и только завороженно смотрел на зажатый в могучих Сашиных руках топор. Поймав его взгляд, Саша спросил:

- Нравится топорик? Сам затачивал!

И Саша тюкнул топором по ореховому кусту. Готовое удилище упало к его ногам.

- Сабля, а не топор! - еще раз похвалился Разбойников-младший. - В две недели ваши дебри распластаем!

И он нагнулся за удилищем. Когда же Саша распрямился, то с удивлением обнаружил, что старик и мальчишка, появившиеся здесь три минуты назад неизвестно как и откуда, точно так же незаметно и быстро исчезли. Саша вспомнил рассказ брата, в который он, сказать правду, сначала мало поверил, и чуточку испугался.

- Ну и ну!.. - протянул он, бледнея, и стал быстро запихивать топор обратно за пояс.

Но вдруг, прямо на его глазах, топор покрылся ржавчиной и рассыпался в прах, а за поясом осталось торчать лишь гладкое блестящее топорище. Саша робко посмотрел по сторонам, никого не увидел и испугался еще больше.

- Мамонька... - прошептал он чуть слышно и кинулся прочь со всех ног, оставляя лежать на земле срубленное удилище, и маленькую красно-коричневую горстку ржавчины.

Глава шестнадцатая

После встреч с Калиной Калинычем и Шустриком братья Разбойниковы забились в палатку и наотрез отказались из нее выходить.

- Боюсь! - говорил Паша, когда добрый Егор Ведмедев пытался ласково выманить его из палатки.

- Страшно! - говорил Саша и забивался вглубь ненадежного жилища, когда сердитый Опилкин нетерпеливо звал братьев наружу.

Два дня и две ночи просидели они без дела, два долгих дня и две страшных бессонных ночи.

А вот Маришка, Митя и Иван Иванович Гвоздиков за это время успели благополучно достичь Муромской Чащи.

- Переночуем здесь, - сказал Иван Иванович, снимая с плеч надоевший рюкзак, - не станем пока углубляться в дебри.

- Здесь так здесь, - охотно согласился Митя, - давайте тогда шалаш строить.

И как ни хотелось Маришке шагать дальше, пришлось ей подчиниться большинству.

- Только чуть-чуть поспим, а на рассвете снова пойдем, - поставила она свое условие.

- А как же, конечно, пойдем. - Гвоздиков достал еду, разложил ее на газете. - Идти нужно - люди и Чаща пропасть могут!

Перекусив, друзья стали делать немудреный шалаш. Когда жилище было готово, Иван Иванович скомандовал:

- А теперь спать! Утром нас будут ждать великие дела!

Путешественники дружно улеглись на мягкие пахучие травы, которые они постелили себе вместо одеял и простыней. И то ли потому, что отшагали они немало километров, прежде чем добрались до Муромской Чащи, то ли потому, что от этих трав шел дурманящий запах, но наши друзья уснули мгновенно. И ночь, будто черная бесшумная птица, тихо и вмиг пролетела над ними.

Глава семнадцатая

Маришка проснулась первой от переполнявших ее беспокойных и противоречивых чувств. Сначала сквозь сон она почувствовала утреннюю прохладу, проникшую в их шалаш. Потом почувствовала голод. Но самым сильным чувством, заставлявшим Маришку встать и идти дальше, было чувство невыполненного долга.

- Вставай! - шептало оно в уши замерзшей и голодной девочки. - Вставай скорее!

- Сейчас, - пыталась Маришка успокоить это чувство, - сейчас встану. Только еще одну минуточку полежу и встану...

Но чувство невыполненного долга не оставляло ее в покое и на минуточку.

- Они приезжие! - шептало оно Маришке в ухо, имея в виду Гвоздикова и Митю. - Им Муромская Чаща не родная земля. А ты в этих краях родилась!

- Я не тут родилась, - отбрыкивалась Маришка, - я тут выросла только.

- Тем более понимать должна! - беспокойное чувство уже не шептало, а почти кричало во весь голос. - Родная земля тебя вырастила, а ты ей чем отплатишь? Тем, что проспишь ее?