Вениамин Каверин - Школьный спектакль

А потом, послушайте, в шестнадцать лет так все скользит, так забывается! Боже мой, сколько я выслушал признаний, сколько прочитал дневников и писем, в которых то и дело встречались строчки, размытые слезами.

Нет, тут что-то не то. Тут с самого начала было что-то не то. "Для нас прошлое не больше, чем учебник истории", - как-то сказал мне Коля Громеко. У них не только нет охоты, у них нет времени, чтобы интересоваться нами.

АВТОР: ВАРЯ САМАРИНА

Возвращая Косте Древину его дневник, я спросил его о Варе Самариной, и он ответил, что она живет в Ленинграде.

- Я все ругаю ее за то, что она не кончила консерваторию. Но у нее мать заболела, и пришлось уйти. Она работает в музыкальной школе.

...Я побывал в этой школе, познакомился с директором, встретился с десятым классом, и - как это уже случалось в других школах - на меня пахнуло дыханием сложного мира, в котором, как в глухом лесу, бродят, перекликаясь, взрослые, слыша только собственные невнятные голоса.

Я спросил у директора о Самариной, и он показал мне бледную, красивую молодую женщину, которая быстро прошла мимо нас по коридору.

- Познакомить?

Я поблагодарил, и мы поговорили с четверть часа. У нее была неприятная манера говорить, опустив глаза, а слушая, смотреть прямо в глаза собеседнику. Окончания нашего короткого разговора она ждала с вежливым нетерпением. Когда она ушла, директор (хотя я его не расспрашивал) сказал, что Варвара Павловна была замужем, но вскоре разошлась, одинока и живет с матерью где-то в Гавани более чем скромно. На работе ее уважают и немного боятся.

Я провел в Ленинграде около двух недель. Мне хотелось дождаться концерта преподавателей, в котором должна была участвовать Самарина. Еще разговаривая с Древиным, я подумал, что непременно надо послушать, как она играет.

...Она вышла на эстраду немного боком и, может быть, слишком поспешно села к роялю. Она играла одну из прелюдий Шопена, и мне сразу же помешало, что незадолго перед тем я слышал эту прелюдию в другом, гениальном исполнении. Бог весть почему я почувствовал жалость к Варваре Павловне. Я вдруг понял, что так бывает всегда - она всегда неловко выходит на эстраду, всегда сидит далеко от рояля, протягивая к нему руки, но не сливаясь с ним. Я понял, что эта напряженность, "отдельность", мешает ей и что она знает об этом.

И энергия и вкус - все было в ее исполнении. Некоторые места, продуманные с особенной тщательностью, звучали прекрасно. Не было одного свободы. Она не уходила в музыку без памяти, без оглядки. Какая-то внутренняя, не связанная с музыкой работа происходила в ней, и она с нервным напряжением старалась сделать ее незаметной. Вся прелюдия звучит как одна взволнованная фраза. У нее эта фраза рассыпалась, потеряла цельность. И, глядя на Варвару Павловну, которая была так красива в своем черном, отделанном черными же кружевами платье, я думал о том, каким головокружительным воспоминанием осталась для нее та зима. Четыре самых умных мальчика в школе влюбились в нее, избрали ее своей "дамой", посвящали ей стихи, придумали, что у нее есть свои цвета - у нее, никогда не снимавшей скромного коричневого платья, - и с гордостью носили эти цвета. Потом влюбилась она - и безоглядно, как это бывает с умными, начитанными девочками, живущими воображением. Началось единственное, неповторимое время, когда бог знает что было открыто в душе и отдано без остатка. А потом Володя предал, отдал всем то, что принадлежало только им, и этот непостижимый, ошеломляющий, оскорбительный поступок навсегда лишил ее внутренней свободы.

Но, может быть, все это совсем не так? Может быть, она давно забыла о своей первой любви? Может быть, ей кажется, что никогда не было школьного спектакля в старинном дворянском доме, не было мартовской ночи, когда она бродила по городу, терзаясь стыдом и отчаянием, не помня себя? Может быть, не было и самого города с его быстрой Дужкой под старой крепостной стеной?

1968 г.