Владимир Даль - Старик годовик

— Напраслина, батюшка сизой орел, напраслина! Мы это ради доброго дела помогаем — копны разбираем, солнышку да ветру доступ даем, чтобы хлебушко не пророс да зерно просохло!

Рассердился орел на старую врунью-ворону, велел ее засадить в острог, в решетчатый теремок, за железные засовы, за булатные замки. Там она сидит и по сей день!

ыла у какой-то хозяйки заморская вещь — хрустальный судок бочоночком, а в середине разгорожен пополам: в одну половину наливается уксус, в другую — масло, да так и подаётся на стол.

Послала хозяйка сына своего в лавочку с судком этим, велела купить масла прованского да уксусу.

Мальчик пришёл в лавку, заплатил деньги, подставил судок одним концом:

— Лей масла!

Потом, не заткнувши пробкой, перевернул:

— Лей уксус!

Да тоже пробкой не заткнул.

И пошёл домой. Мать увидела, что в нижней половине ничего нет, да и спрашивает:

— Гриша, да где же у тебя уксус?

— А вот он, — говорит, — сверху.

— Ну, а масло-то где же?

— А вот оно, — отвечал Гриша и снова перевернул судок.

Прежде вытекло масло, а теперь и уксус — и Гриша остался ни пи чём.

Сидят три кошки. Против каждой кошки две кошки. Много ли всех? [15] Три.

Летела стая птиц на рощу; сели по две на дерево — одно дерево осталось; сели по одной — одного не достало. Много ли птиц и деревьев? [16] Три дерева, четыре птицы.

У семерых братьев по одной сестрице. Много ли сестриц? [17] Одна.

ак по мосту, по мосточку

ыбрав двух или одного волка, смотря по числу детей, выбирают вожака, того, который заводит, то есть начинает игру. Все остальные представляют гусей.

Вожак становится на одном конце, гуси — на другом, а волки в стороне прячутся.

Вожак похаживает и поглядывает и как заметит волков, то бежит на свое место, хлопает руками, крича:

В о ж а к. Гуси-лебеди, домой!

Г у с и. Почто?

В о ж а к. Бегите, летите домой,

Стоят волки за горой

Г у с и. А чего волкам надо?

В о ж а к. Серых гусей щипать

Да косточки глодать.

Гуси бегут, гогоча: «Га-га-га-га!»

Волки выскакивают из-за горы и бросаются на гусей; которых поймают, тех отводят за гору, и игра начинается снова.

Всего лучше в гусей-лебедей играть в поле, в саду.

или-были муж да жена. Детей у них было всего двое — дочка Малашечка да сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошел третий.

Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:

— Мы-де тебе и того дадим и другого добудем!

А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а сдобненького, — на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!

А испечет мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит:

"Кисел, давай медку!" Нечего делать, зачерпнет мать на ложку меду и весь на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без меду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли.

Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала.

— А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов каленых, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. — Это мать говорила, а отец поддакивал.

Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.

Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: "Не велика беда, коли выйдем на улицу!" А их изба была крайняя к лесу.

Подруги заманили ее в лес с ребенком — она села и стала брату веночки плесть. Подруги поманили ее в коршуны поиграть, она пошла на минутку, да и заигралась целый час.

Вернулась к брату. Ой, брата нет, и местечко, где сидел, остыло, только травка помята.

Что делать? Бросилась к подругам, — та не знает, другая не видела. Взвыла Малашечка, побежала куда глаза глядят брата отыскивать: бежала, бежала, бежала, набежала в поле на печь.

— Печь, печурка! Не видала ли ты моего братца Ивашечку?