Иван Василенко - Жизнь и приключения Заморыша

- Ну, так кто же ты? - спросила она опять и засмеялась, будто в чистом холодном ручье зазвенели льдинки, ударяясь одна о другую. - Может быть, мы танцевали с тобой мазурку во дворце у короля, где я потеряла хрустальный башмачок? Уж не принц ли ты? Ну-ка, покажи, что у тебя в кармане! Мой башмачок, да?

Она села на зеленую садовую скамью и, раскачивая ножкой в зеленой туфельке, расшитой серебряными нитями, приготовилась слушать. Что ж, если Дэзи любит сказки, отвечу ей сказкой.

- Нет, я не принц. Я - волшебник. Если ты девочка храбрая, дай мне свою руку, и мы поднимемся с тобой выше облаков. Мы будем летать в голубом небе, пока не наступит ночь. А тогда набьем наши карманы звездами и вернемся на землю. Я скажу волшебное слово и превращусь в великана - с латами, с копьем, с забралом. И всю ночь буду стоять под твоим окном, охранять твой сон.

- Ма-а-ма, да он забавный! - крикнула Дэзи в окно и, повернувшись ко мне, капризно сказала: - Я храбрая, но руки тебе не дам, потому что твои руки грязные.

Действительно, руки мои были в чернилах, в пыли.

- Попрыгала б ты с мое по крышам, по курятникам да по собачьим будкам, и твои руки стали б не чище, - с обидой ответил я.

- Но, если ты волшебник, почему ты испугался цыгана? Ты бы мог одним словом превратить его в мышонка или в муху.

- Это был не цыган, - уже серьезно ответил я. - Это был монах. Он хотел увезти меня в Грецию, на полуостров Старый Афон, и там на вечные времена заточить в монастырь на горе Атос.

По лицу Дэзи я видел, что она старается догадаться, правда это или тоже сказка. Я засмеялся и сказал:

- Ты все еще не веришь, что я волшебник. А как бы я иначе узнал, что тебя зовут Дэзи?

Девочка пожала плечами.

- Вот видишь, - воскликнул я, - мне все известно! Например, в вашем доме, в гостиной, стоит кадка с фикусом, а на стене висят золоченые клетки с канарейками.

- Да, правда, - растерянно сказала Дэзи.

- Твой отец зовет таких мальчишек, как я, хамским отродьем.

- Ну конечно!

- Однажды, под Новый год, маленький гимназист, переодетый в нищего, подарил тебе книжку "Каштанка".

Дэзи вскочила со скамьи и с испугом посмотрела на меня. Я побоялся, что она убежит, и поспешно сказал:

- Нет, Дэзи, я не волшебник. Только не спрашивай, почему я все это знаю. Это моя тайна.

- Ах, вот как! - воскликнула она. - Сию минуту говори! Говори или я сейчас же отдам тебя монаху.

Я и без того все время поглядывал с опаской на калитку, в которой скрылся Нифонт, а тут у меня опять пробежали мурашки по спине.

- Дэзи, неужели ты такая... такая... - Я не находил подходящего слова.

- Говори! - топнула она ножкой.

Нахохлившись, я молчал.

Тогда она сама взяла своей маленькой беленькой ручкой мою руку и заворковала:

- Ну скажи, скажи! Ведь я всю ночь не буду спать от любопытства... Скажи!..

Я готов уж был уступить, как из дома вышел старикашка, тот самый, который выгнал нас с Витькой из своего дома, и заковылял к крокетной площадке.

- Что за денди? - уставился он на меня злыми глазами из-под клочковатых бровей. - Зачем здесь?

- Этот мальчик - волшебник, - сказала Дэзи. - Он даже сквозь стены все видит. Хочешь, он узнает, сколько у тебя в кармане денег?

- Что другое, а это он, конечно, узнает, если плохо держаться за карман. Эй, Фома! - позвал старикашка. - Выпроводи мальчишку.

Из каретника высунулся толстомордый кучер, тот самый, который возит Дэзи в лакированной коляске.

- Папка, не смей! - прикрикнула Дэзи. - Мне скучно, ты не выпускаешь меня со двора, а он забавный.

- Пожалуйста, - сразу согласился старикашка. - Забавляйся, мне что! Только как бы он не напустил тут блох. - И заковылял в дом.

Если б у меня и в самом деле были блохи! Я бы запустил их целую горсть за воротник противному старикану.

- А почему тебя не выпускают на улицу? - спросил я Дэзи.

- Ты не знаешь? А еще волшебник! Сегодня забастовка! Они могут и на улицу прийти.

- Ну и что ж?

- Как - что? Будут все разбивать, всех грабить, убивать. Моя подруга, Аня, тоже дома сидит. Мне не с кем даже в крокет играть. А ты умеешь в крокет?

Я боялся, что Нифонт приведет сюда других монахов и они меня все-таки утащат, но я не мог не только уйти от Дэзи, но даже оторвать от нее глаз. Теперь, когда я видел ее так близко, все казалось мне в ней бесподобным: и каштановый локон, трепетавший на лбу, и маленькое розовое ухо, и яркие глаза с золотниками, и даже чуть кривенький зубик, который так уютно сидел среди остальных ровных, блестящих зубов. Да что там! Тоненький белый шрам около ее локтя - и тот был несказанно приятным на взгляд. Но как она забавлялась мной! Сначала я по ее приказанию ходил на руках по крокетной площадке. Потом кукарекал петухом. Потом с завязанными ее платочком глазами нацеливался крокетным молоточком в деревянный шар и попадал себе в лоб.

Когда я опомнился и заглянул через чугунные решетчатые ворота на улицу, то чуть не вскрикнул от страха: на мостовой стоял экипаж с поднятым верхом и сидящим в глубине кузова Дамианом, а около экипажа расхаживали Дука и несколько здоровенных парней. Я отпрянул от ворот.

- Дэзи, спрячь меня скорей!..

Она подбежала к воротам, вернулась и с недоумением сказала:

- Это Дука с приятелями. Они тебя ищут, да? Так что же ты наделал? А, понимаю! Ты их обокрал, да?

Я заметался по двору. Куда бежать? Через калитку в соседний двор? Но там, наверное, притаились монахи.

На улицу? Там Дука с Дамианом. В дом? Там злой старикашка. А Дэзи наблюдала за мной, и на лице ее - или мне это только показалось? - появилось то же выражение, какое было и на лице ее отца, когда он крикнул Фоме: "Выпроводи мальчишку!"

Я метался и еле замечал, что откуда-то неслось пение множества голосов. Но вот налетел ветерок, зашелестел в листьях акаций, и ко мне ясно донеслись слова песни.

Смело, товарищи, в ногу!

Духом окрепнем в борьбе...

Высунувшись из окна, старикан так заверещал, будто его резали:

- Фома, запри ворота на замок!.. Дэзи, беги в дом!.. Дарья, закрой ставни!.. Скорей!.. Скорей!.. Скорей!..

Я кинулся к воротам. Ни экипажа с Дамианом, ни Дуки с парнями нигде видно не было: их как ветром снесло.

Поперек улицы плыло огромное красное полотнище с белыми буквами, каждая в аршин: "ДОЛОЙ ЦАРИЗМ!"

За полотнищем беспрерывным потоком вливались в улицу люди с красными знаменами. Впереди всех шли Тарас Иванович, Гаврила, и все те, кого я видел в кузнице.

А вот и Илька! Он бегает между рядами и бросает взерх пачки листовок. В солнечном воздухе листовки кружатся, как белые голуби, и, козыряя, опускаются на руки людей. А песня гремит:

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе!

Вдруг по рядам будто трепет прошел: послышался дробный цокот копыт, и из-за угла показались чубатые всадники в фуражках набекрень, с винтовками за плечами, с нагайками в руках.