Анатолий Агарков - Как я стал Богом

— Что скажешь? Нужна нам кузница кадров?

— Дело хорошее, — подтвердил бывший спортсмен и тренер. — Городу нужное.

— Нужное то нужное, только не уложимся мы в названную сумму. Откуда бабки взять?

Макс пожал плечами:

— Общак?

— С этим погоди. Мы и так внесли пол-лимона. Лучше засучи рукава да организуй попечительский совет по ремонту стадиона. С каждого предприятия в пропорции от числа работающих. Ну, не мне тебя учить, бабло вышибать. С этого умника тоже возьми — калым себе придумал.

— А я что? — прятал хитрую улыбку посетитель. — Для своих же пацанов — они у меня спортсмены.

Не думаю, что Макс открыл вдруг в себе организаторские способности, дремавшие под бандитской личиной, просто идея понравилась городу. Не только нашлись деньги на благоустройство стадиона, ремонт старого и строительство нового спортзала, но и возникло стихийное движение: "Каждому двору хоккейную коробку, игровую и спортивную площадки". Отработав смену на производстве, люди выходили на безвозмездный труд, заодно облагораживая территорию вокруг своих домов. Не хватало материалов, и, чтобы поддержать энтузиазм масс, пришлось пожертвовать общаком.

Пресса трубила во все дудки о том, как на глазах меняется лик города.

Мэр не преминул стукануть по инстанции о своих успехах. И нагрянул к нам губернатор. Посмотрел, похвалил: "Ладно, ни что, молодца, молодца" и укатил с градоначальником трапезничать в пансионат "Лесное озеро".

Макс психовал — его, председателя попечительского совета и зачинателя всей кутерьмы, даже не пригласили в свиту встречающих губернатора. А я решил воспользоваться моментом и позвонил Сан Санычу:

— Губернатор у нас тут.

— В курсе.

— Хвалить хвалил, но денег не обещал.

— Что ты хочешь от показушников?

— От них ничего, но мы — люди дела.

— Намёк понял — можешь не вносить свою долю в областной общак. Для доброго начинания разве жалко?

Попробовал утешить Макса:

— Да брось журиться — эка шишка губернатор. Не успеет с поста уйти — имя его забудут. А тебя, вчера видел, какой-то дед в медалях Сергеем Викторовичем назвал и руку первым подал. Говорил, отца твоего помнит и деда. Вот она, любовь народная.

— Да, они сейчас у Лесной Нимфы веселятся, а мы тут....

— Кто такая?

— Директор и владелица пансионата. Красавица, я тебе скажу....

— А кто нам мешает скататься к ней завтра?

— Никто.

И мы покатили. На двух машинах. Впрочем, и не пытались затмить губернаторский кортеж. И приём нам был оказан не такой пышный. Галина Дмитриевна попыталась даже всплакнуть.

— Обращайтесь, говорит, к прокурору. Если сам боится, какой прокурор поможет? Мафия она и есть мафия.

— В чём дело?

— Пойдемте, покажу.

Мы прошлись по территории пансионата неровно выложенными щербатой плиткой дорожками, осмотрели недостроенный фонтан, потрескавшиеся каменные русла будущих родников.

— Что скажите?

— Ждём комментариев.

— Разве это работа?

— Да, конечно, отвратно сделано. Кто?

— Георг Кастанян. Я говорю, это не работа — переделывайте. А он, оплати процентовку — дальше будем трудиться. Я ему кукиш под нос. Он: ах так, тогда никто тебе это делать не будет. И правда, к кому не обращалась после, все отказываются — Левона Кастаняна боятся.

— Большая шишка? — спрашиваю.

Макс:

— Даже не представляешь насколько — пахан всем армянами.

— А мы тут причём? — и хозяйке. — Сейчас я вам найду строителя.

Позвонил Рамкулову.

Пока ждали, угощались обедом от Галины Дмитриевны. Действительно, интересная женщина, но скорее в общении.

Хитрый татарин прибыл, выслушал предложение, почесал затылок:

— Шибко занят я сейчас.

— Не торопись отказываться, — позвонил дежурному "Алекса". — Жорика Кастаняна в пансионат, шилом.

Поужинали. Солнце скрылось. Прохлада втиснулась в аллеи. Зазвучала музыка на танцплощадке.

— Потанцуем? — Макс галантно припал к руке хозяйки.

Прошли на террасу, палубным настилом нависшую над озером.

В тени фонарей несколько мужчин толчками в грудь и нецензурной бранью выясняли отношения.

— Вот ещё одна беда, — Галина Дмитриевна поморщилась. — Сельские парни приходят пьяные, задираются.

— Лёвчик, Сашок, разберитесь, — отправил Макс водителей и приобнял хозяйку за талию. — Я защищу вас от злодеев.

— Уж и не знаю, как благодарить.

— Знаете, знаете.

Бойцы доставили Георга Кастаняна. Мы сидели на освещённой веранде административного корпуса, пили чай, а он стоял перед нами, набычившись.

— Слушай сюда, Кастанян. Терпение моё истощилось. Даю тебе неделю сроку — контору закрыть, материал, машины, оборудование продать, людей рассчитать. Ты больше не строитель. Попробуй себя в пимокатном деле. Топай.

Ничего не сказав, он вернулся к машине, и ребята отвезли его в Н-ск.

— Берёшь объект? — я Рамкулову.

— Скажу через неделю.

Позвонил Сан Саныч:

— Чего ты вцепился в этих армян?

— Слушай, вор на вору — терпеть ненавижу.

— Ну, жди гостей.

Их было четверо. Наверное, ещё водитель в затонированном "Вольво". Вошли в приёмную и в мои двери.

— Куда? — грудью на ворога преградила путь Изабелла. — Кто такие? По какому вопросу? Без доклада нельзя.

На её голос из рекреации выскочила дежурная смена, их начальник из дежурки.

Непрошеные гости остановились.

— Скажи хозяину, женщина, Левон Кастанян по важному делу и товарищи.

Изабелла вернулась от меня и объявила:

— Господин Кастанян может пройти, а остальные в рекреацию чай пить.

Посетители переглянулись, курлыкнули что-то по-своему и подчинились.

В рекреации никто гостей не угощал — дежурная смена села биться в нарды — но стоял куллер, коробка с пакетиками чая, сахар в сахарнице и стопка пластиковых стаканов. Вошедшие повертели головами, и присели в уголке.

Братья Кастаняны совершенно не похожи: Георг был толст и короток, Араик длин и тощ, Левон горбат. Он прошёл, сел без приглашения и облокотился о мой стол.

— Вот ты какой. Я думал, молод, глуп, горяч, а ты седой. Что ты творишь, шакал?

— Если ты пришёл говорить, хачик, то подбирай слова, если желаешь без лишнего базара вылететь в окно, за этим дело не станет.

После минуты размышлений, он наклонил ко мне руку с отогнутым средним пальцем:

— Дай сюда!

Об этом приёме мне рассказывал Кашап. Годами тренируя, уголовники копят силу среднего пальца, и, зажав им нетренированный, ломают, как спичку, без видимых усилий.

Глядя в его рысьи глаза, вложил палец в этот крючок. Нажим, наверное, был силён, но я даже не почувствовал. Да и что он мог сделать с пальцем, силу которого питал оптимизатор. С минуту смотрел, как наливаются кровью глаза напротив, потом придавил слегка — у противника брызнули слёзы. Он подался вперёд, склонив голову к плечу, будто подставляя ухо для добрых слов. И я заговорил: