Александр Маркьянов - Обратный пал. Операция "Лезвие"

— Если мир и меняется — так только в худшую сторону.

— Точно…

Попасть в основную залу, выкопанную на глубине несколько метров под землей, было не так то просто. Вначале следовало на четвереньках преодолеть длинный, извилистый, выкопанный в земле лаз, нашпигованный всякими вьетконговскими ловушками. Потом преодолеть водяной затвор — это когда тоннель ныряет резко вниз, а потом через несколько метров идет резко вверх и этот промежуток заполнен водой… а иногда вьетконговцы делали такие вот водяные заторы ведущие в никуда и выбраться из которых было просто невозможно. Поэтому, когда я вылез следом за дядей Дейвом в большую залу, я был мокр до нитки, грязен и зол как черт…

— Сукин сын…

Тяжелым оказался Фокс. Старина Лис, хитрый и смертельно опасный, солдат всех тайных войн последнего времени, он единственный из всех лежал на узкой кушетке, неровно и хрипло дыша. Несмотря на его состояние он был прицеплен кандальной цепью к стене за руку. Остальным коек не досталось и они были вынуждены стоять на коленях, так же удерживаемые кандалами. За ними присматривал дядя Ник с ручным пулеметом Стоунера, единственный в узком кругу выходец не их пехоты, а из флота, из особого подразделения боевых пловцов, патрулировавших дельту Меконга на небольших катерах — пибберах и устраивавших вылазки в джунгли с них же. Он же единственный из всех до сих пор был женат.

На укрепленном досками потолке горел старый фонарь — летучая мышь, давая ровно столько света чтобы было не темно и не светло, тусклые отблески света героически боролись с тенями на стенах и проигрывали эту бесполезную борьбу. Было сыро, душно и… как ни странно уютно. Впервые за последнее время уютно.

— Как тетя Салли вас сюда отпустила? — вместо приветствия спросил я

— По возвращении обнюхает с головы до ног… — с довольной улыбкой ответил дядя Ник — она у меня такая…

Побросав все оружие у ног дяди Ника я подошел к Фоксу. Тот, почувствовав что рядом кто-то есть, открыл глаза.

— Сукин сын… — повторил я

— Это ты про себя?

— Это я про тебя. Давно торгуешь наркотиками?

Фокс булькающе закашлялся

— Дурак ты…

— Что тоже не торгую? Сука, ты же офицер.

Фокс повернул голову, сплюнул на пол

— Как ты думаешь, почему ты всегда отставал от меня по званиям? Нет, не потому что я лучший солдат чем ты. Лучший ты, и всегда им был. Просто я вижу дальше собственного носа.

— Дальше собственного носа? Ты смотришь на тюки с героином и видишь кучу денег?

— Дурак ты… — повторил Фокс — ты думаешь, я сам этим занимаюсь? По собственной инициативе? И твою группу решили списать тоже по моей инициативе? Как ты думаешь, когда тебе приказывали всю наркоту, за которой ты сломя голову бегал по всему Афганистану тащить в базовые лагеря и сдавать, это потому чтобы красиво потом ее сжечь? Дурак ты. Ту наркоту, которую ты изымал — я потом здесь на базе и принимал.

— Зачем?

— Зачем… Война стоит денег. Таких денег, о каких ты даже не представляешь. И кто-то должен испачкаться в дерьме, чтобы эти деньги достать. Мы не уйдем оттуда, мы будем стоять до последнего, нас…не…

Фокс начал заговариваться…

А вот теперь улыбнулся я

— Дурак ты. Все те, с кем ты обтяпывал делишки — все подохли. Нет больше войны. И мира тоже нет. А есть только ты со своим дерьмом и людьми, которых ты подставил. И напоминаешь ты мне — педика у туалета на Центральном вокзале в ожидании клиента…

Я поднялся с колен, кивнул дяде Дейву. Отошли.

— Как он?

— Пару дней еще протянет. Может быть. Что собираешься делать?

Не отвечая я подошел к стоящим на коленях бойцам из отряда Фокса

— Все слышали?

Боевики молчали, потом один ответил хрипло

— Да, сэр…

— Сейчас вам завяжут глаза. Потом выведут на поверхность и бросят рядом с туристической тропой. Пойдете строго на юг, дойдете до города. Про то что здесь видели — хотите, рассказывайте, хотите нет, все равно вам никто не поверит. А этого… — я показал рукой на кровать, где бредил Фокс — того, кто вас подставил, хотите, тащите, хотите, бросьте в лесу. Звери приберут. В общем — дело ваше…

На поверхность я вышел, когда уже вечерело. Вместе дошли до дома дяди Клиффорда, теперь осиротевшего. Мария ждала нас на пороге, одетая и раздобывшая где-то автоматический карабин. С ним она выглядела, подобно Артемиде. Артемиде двадцать первого века.

Ни говоря ни слова, я присел на ступеньки, обхватив голову руками, старики ушли в дом. Помедлив немного, Мария присоединилась ко мне…

— Как ты?

— На мятую долларовую бумажку — невесело усмехнулся я

— Что собираешься делать?

— Пока — бросить что-нибудь на зуб. Потом лечь спать. Потом встретить новый день.

— А потом?

— А потом будет потом…