Михаил Серегин - Закон блатного мира

Но в следующую секунду державшие его парни втолкнули толстяка вслед за Решетовым.

– Не-е-ет! – раздался громкий вой Туманова, прежде чем дверца закрылась.

Туманов орал потому, что, в отличие от Решетова, успел нахвататься кое-каких связанных с рыбной ловлей знаний и понял, где сейчас окажется.

Камерами «шоковой заморозки» оборудуются все современные траулеры. Разумеется, не была исключением и «Алазань». Принцип действия этого метода предварительной обработки добычи довольно прост. Пойманную рыбу, промыв, помещают в специальную герметичную камеру, там обдают паром температурой около двухсот градусов, после чего резко охлаждают и прессуют под огромным давлением. В результате получаются огромные рыбные брикеты, такие, которые всегда можно увидеть на складах магазинов «Океан».

Колыма повозился у дверцы, нажимая какие-то кнопки, а потом повернулся и крикнул:

– Готово, пахан!

Стоявший в нескольких шагах от пульта управления смотрящий жестко усмехнулся и дернул красный рубильник. Раздался монотонный гул, а сквозь него через двойную дверцу камеры донесся дикий крик, резко оборвавшийся через пару секунд.

– Откуда поедет, Коля? – спросил смотрящий.

– Оттуда, – Колыма кивнул влево. – Да вон, посмотри, пахан, уже, кажись, все. Быстро же эта штука здесь работает, на обычных сейнерах минут по десять ждать надо.

Из окна, находившегося сбоку камеры, по специальному желобу прямо под ноги смотрящему съехал аккуратный куб. С первого взгляда невозможно было понять, что это такое – какая-то беспорядочная мешанина. Однако, присмотревшись повнимательнее, кое-что разобрать было можно. Где Решетов, а где Туманов, понять было нельзя, но сверху явно оказалась чья-то обтянутая дорогим пиджаком спина, из-под которой выглядывало что-то розовое. Щека это или ладонь, понять было невозможно. Снизу, в одном из углов брикета, виднелся смятый, деформированный ботинок. Больше разобрать было ничего нельзя.

Батя невесело усмехнулся и, почти не разжимая губ, тихо сказал:

– Вот до чего доводит жадность. Вели бы дела честно – на югах бы сейчас пузо грели.

Коля Колыма спокойно сидел на переднем сиденье серой «Хонды» рядом с братом. В первый раз за последние две недели он позволил себе расслабиться, прикрыть глаза и ни о чем не думать. Мотор «Хонды» негромко и уютно шумел, а под колеса километр за километром уносилась ведущая в Магадан дорога. Наконец-то можно было ехать спокойно, ни от кого не убегая и не прячась, полностью восстановив свою репутацию и отомстив врагам. Что еще нужно в жизни?

Блатной потянулся и сунул руку в карман, нащупывая пачку сигарет. Под руку ему попала какая-то бумажка. «Что это за фигня? – подумал Колыма, вытаскивая ее наружу. – Я ведь вроде ничего в этот карман не клал». Но, увидев сложенный вчетверо листок серой бумаги, вспомнил, откуда он. Эту бумажку он вытащил из кармана бывшего кума, прежде чем его в камеру отправили. Интересно, что это такое? – Верю... – выдохнул Колыма. – Верю, братишка!

Колыма развернул листок, оказавшийся официальным бланком, и принялся читать написанные с детства знакомым почерком строки:

«Я, Степанов Александр Иванович, обязуюсь доводить до сведения старшего оперуполномоченного Сусуманского штрафного исправительного пункта номер четыре майора Решетова М.В. все ставшие известными мне факты...»

Мир перед глазами Колымы покачнулся. Он слишком хорошо знал лагерную жизнь и мгновенно понял, что попало ему в руки. Это расписка брата. Расписка в том, что он обязуется работать на оперчасть. То есть соглашается быть стукачом.

– Сашка, тормозни, – севшим голосом выговорил Колыма. Филин тут же притормозил и повернулся к Колыме.

– Что такое, Колян? – встревоженно спросил он.

– Объясни, – Колыма протянул ему расписку.

Лицо Филина потемнело, на скулах заиграли желваки.

– Ну? Это твоя?

– Пришлось подписать, – сквозь зубы проговорил Филин. – Выхода не было. Но я не работал на него, Колян! Я никого не сдал! А бумажка... Хрен с ней. Мало ли где моя подпись стоит? Вот и Батя сказал – главное не слова, а дела.

Колыма кивнул. В чем-то брат был прав. Если он не стучал на корешей, то по фигу, где стоит его подпись. А раз так... Пусть тогда эта ничего не значащая бумажка станет их общей тайной, которую они унесут с собой в могилу.

– Колян, ты мне веришь?! – Голос Филина был почти умоляющим, до сих пор он ни с кем и никогда так не говорил.