Николай Мороз - Ловушка для тигра

«Доживем до понедельника», — крутилось в голове у Максима, пока он шел к дому. Кажется, его снова «провожали», но на это ему было уже наплевать. — «Пусть таскаются сколько хотят, черт с ними. Ленку и Ваську им не найти, а со мной разговор короткий». Он решил, что пора собираться, чтобы уехать сразу после того, как огласят приговор. Максим по привычке мысленно составил список неотложных дел: рассчитаться с квартирной хозяйкой, купить кое-что в дорогу, сложить вещи. В тот день он успел даже написать и отнести в штаб очередной рапорт с просьбой об увольнении.

— Не раньше понедельника на подпись отдам, — предупредил кадровик. Майор избегал смотреть на Максима, воровато отводил глаза, снова копался в ящике стола. И спросил напоследок, когда Максим уже открыл дверь кабинета: — Что делать-то дальше будешь?

— На море поеду, к своим, — бросил в ответ Максим первое, что пришло в голову.

На сборы и подготовку к отъезду ушла вся суббота. Квартиру надлежало сдать в том же виде, в каком она была передана им во временное пользование. Больших усилий для этого не потребовалось, к вечеру двушка напоминала общежитие — стала такой же нежилой и неуютной. Максим позвонил квартирной хозяйке, договорился с ней о завтрашней встрече и понес к контейнеру пакет с мусором. А когда возвращался назад, увидел издалека в наплывавших дождливых сумерках смутно знакомую фигуру. Невысокий, тщедушный человечек брел по лужам под нелепым клетчатым зонтиком, останавливался перед каждым подъездом.

Максим подошел неслышно, остановился за спиной адвоката:

— Вы ко мне?

Человечек вздрогнул, повернулся, оступился и едва удержался на ногах.

— Да, к вам, — пробормотал он, завертел головой по сторонам. — Вы один? Мне надо сказать вам кое-что…

— Давайте зайдем.

Максим шагнул к подъезду, гость запрыгал через лужи следом. Своим видом он напомнил Максиму синицу — такой же мелкий и юркий, также смешно скачет и быстро крутит головой.

Поднялись на второй этаж, вошли в квартиру. Максим потянулся к выключателю, но адвокат остановил его:

— Подождите, не надо. Мой визит, так сказать, неофициальный, меня тут вообще не должно быть… Я не уверен, что поступаю правильно, но по-другому почему-то не могу.

— Да пожалуйста. — Максим подивился про себя: к чему такая конспирация? Но спорить не стал, шагнул в кухню, вытащил из-под стола табурет, сам устроился на пустом узком подоконнике.

Адвокат в темноте видел плохо, врезался сначала в угол стены, потом налетел на стол, сшиб табуретку. Извинился за свою неловкость, поднял ее, уселся наконец и затих. Максим молча ждал, предоставив гостю право первого слова.

— Максим, я считаю, что должен предупредить вас. Сегодня мне стало известно… мне сообщили… у меня есть хорошие знакомые, они мне кое-чем обязаны… — бормотал адвокат, и по его тону было понятно, что ничего хорошего Максим от него не услышит.

— Я слушаю, — негромко подбодрил он своего гостя, — говорите. И не переживайте — от меня никто ничего не узнает.

— Да не в этом дело! — с досадой махнул рукой адвокат. — Тут вот что. Я просто не знаю, как это называется — то, что произошло сегодня. Утром, часов в десять, приехал этот, который главный у них… ну, вы понимаете. — Гость показал рукой куда-то себе за плечо и продолжил: — Со свитой на трех машинах, представляете, и охрана с ним. Там такое зверье, бандиты настоящие. Мне позвонили, я подъехал, а подойти побоялся. Мне кажется, что они бы меня пристрелили.

«Могли», — чуть не ляпнул Максим, уже представляя себе картину, которую старался описать ему адвокат. Но сдержался, посмотрел в дождливую темноту за окном. А защитник продолжал:

— Так вот, к чему я это говорю… По его приказу вызвали судей, и заседание состоялось, но дело было изъято из юрисдикции суда присяжных, и я даже знаю почему. Присяжные не обязаны мотивировать свой вердикт, а профессиональный судья обязан. За полчаса вынесли обвинительный приговор, об этом объявят на заседании в понедельник. Вас обвиняют в том, что вы расстреляли задержанных по личной инициативе, и признали виновным сразу по четырем статьям. А это организация и подстрекательство к убийству шести лиц, заведомо находившихся в беспомощном состоянии, совершенному группой лиц по предварительному сговору; организация умышленного уничтожения чужого имущества, причинившего значительный ущерб и совершенного путем поджога. И при этом вас лишили права на защиту!

Глаза защитника блеснули в темноте, и Максиму некстати вспомнилась Фекла. Как лопала она под этим самым столом мышь и не желала расставаться с добычей. И как лежала, свернувшись в клубок, в коробке. И желтый тусклый зрачок ее мертвых глаз.

— И как только вы явитесь в понедельник в суд, вас сразу же возьмут под стражу, — вымученным шепотом договорил адвокат и умолк.

— Понятно, — после паузы отстраненно ответил Максим. — А как вы считаете, на сколько меня посадят?

— Могу только предположить, что это будет лет пятнадцать, не меньше. Максим, я вас предупредил, дальше решайте сами, — вскинулся защитник, вскочил с табуретки, забегал по кухне. — Это не правосудие, а я не знаю что такое! Приехал какой-то бандюган, и все запрыгали вокруг него, как у новогодней елки! — возмущался он, потрясал кулаками.

Максим наблюдал за своим адвокатом, одновременно прислушиваясь к себе: слова защитника не вызвали в нем никаких эмоций. Даже странно. А впрочем, нет. Как бы он отреагировал на то, если бы сейчас рядом с домом приземлился НЛО и из него вышли зелененькие человечки? Правильно, не поверил бы своим глазам, сказал бы что-то вроде «так не бывает». Сказанное адвокатом было из той же оперы — так не бывает. Но так было, и произошло это сегодня, несколько часов назад. И не просто изменило, а сломало к чертовой матери его судьбу и, может быть, судьбу близких ему людей.

— Вы не правы. Это правосудие, только другое, — прервал адвоката Максим, — оно называется адат — нормы, которые сложились в условиях господства родоплеменных отношений. И кровная месть, выплата «цены крови», — его неотъемлемая часть.

Он подумал вдруг, что все это может оказаться чистейшей воды политикой. И что где-то далеко и высоко принято решение голову капитана Логинова отправить в столицу гордого племени как символ замирения.

— Простите? — не понял защитник. — При чем тут роды и племена? Это ж когда было, при первобытнообщинном строе… — И замолк: понял наконец, с кем ему и его подзащитному пришлось иметь дело.

— У них это никуда не делось, так и живут по сей день. Не удивлюсь, что будет еще один процесс, только на их территории. Там, где совершено преступление. Ну, вы меня поняли…

— Да, конечно. Максим, я вас предупредил, рассказал все, что мне стало известно. Надеюсь, что наша встреча… — Защитник не договорил.