Светлана Алешина - В пекло по собственной воле (сборник)

Она сначала заулыбалась, транквилизатор все же затормозил ее реакции, но секунду спустя вспомнила о своем синяке в пол-лица и позеленела от злости. Не сомневаюсь, что услышала бы в свой адрес нечто источающее тонкий женский яд, но тут вмешался Чугунков, решивший взять ситуацию на себя. Во избежание дальнейших боевых действий между двумя женщинами.

— Тамара Алексеевна, — спросил он. — А драка в салоне случилась уже после взрыва или до него? Вы, конечно, хорошо помните это, ведь драка началась, как вы сказали, рядом с вами.

— Что вы, что вы! — устало сказала она, сразу полностью переключившись на мужчину, да еще столь представительного и мужественного, как генерал Чугунков. — Они начали драться у самого прохода к кабине пилота. Этот огромный детина, он хотел ворваться туда и захватить самолет. Но пилот и еще один человек, он пропал потом куда-то, не пускали его. Но пилот был невысок ростом, этот второй — вообще худой, как… как…

Она быстро метнула в меня весьма ядовитый взгляд и продолжила:

— Ну, по крайней мере, похудее вашей бравой капитанши. Так вот… О чем это я? Ах да! А тот в кабину к пилотам хотел прорваться, я уже говорила, огромный такой, их еще шкафами называют… Или как это?.. Жлоб! Да! Огромный жлоб! Он в самолете согнувшись ходил, голова не умещалась. Я думала, он этих двоих на части сейчас разорвет! Но нет, худенький который оказался ловким очень. Он закричал как-то по-японски, встал в стойку — прямо как ниндзя из мультфильма, который моя внучка смотрит, и принялся махать ногами. И представляете, этот жлоб, который как шкаф, он отлетел прямо к моему креслу. Я еще наклонилась к нему, помню, и спрашиваю: «Вы не ушиблись?» А он такой грубый, вы себе не представляете! Он мне ответил совершенно по-хамски! Он сказал: «Уйди, тетка, зашибут тебя!» Представляете? Ну, тут я ему все высказала! Все, что я о нем думаю! Он аж покраснел весь и тут же убежал от меня, лишь бы не слушать, что я говорю!

Чугунков воспользовался паузой и, пока она переводила дух, поспешил вставить:

— А что вы, Тамара Алексеевна, думаете о пилоте, который с ним дрался?

— Вы меня, пожалуйста, не перебивайте, дорогой мой! — заявила Тамара Алексеевна. — О пилоте я ничего не думаю, потому что о нем и думать-то нечего! Он выполнял свой долг! Он защищал рулевую кабину от нападения этого злодея, который туда рвался.

— А второй? — успел вставить Чугунков. — Тот, который худой? Он откуда вообще взялся?

Мне было не совсем понятно, почему Константин Иванович ничего не расспрашивает о мужчине высокого роста, который, по утверждению женщины, рвался в кабину управления самолетом. Но я решила не вмешиваться, тем более что у меня отношения со свидетельницей происшествия с самого начала не сложились.

— Худенький? — переспросила Тамара Алексеевна. — Ниоткуда он не взялся. Он, наверное, в салоне самолета сидел, среди других пассажиров. А когда увидел, что на пилота нападают, решил помочь. И он хорошо помог, хорошо, как говорит мой внук, отмудохал этого верзилу.

— Что, простите, он сделал? — не понял Константин Иванович.

— Ну-у, это мой внук так выражается, когда хочет сказать — «сильно побил»… Я думала, так понятнее будет. Он ведь на самом деле так его ногами и норовил все по лицу, по лицу…

— И куда потом девался? — спросил Чугунков. — Вы сказали, он куда-то пропал?

Тамара Алексеевна посмотрела на него растерянно, словно вспоминала, откуда он взялся.

— Вот куда девался, я сказать не могу… — произнесла она медленно, словно прокручивая в памяти события, происшедшие в самолете. — Вот верзила этот, здоровый-то, он в самолете остался. Он еще с пилотом все выяснял что-то, когда самолет уже на дне оказался…

— Не дрался уже? — хмыкнул Чугунков.

— А вы знаете, — удивилась Тамара Алексеевна, — они помирились! Да-да, я потом видела: они сидели вместе и разговаривали о чем-то интересном — шепотом, но возбужденно.

— А худенького уже не было, когда они помирились? — спросил Чугунков.

— Послушайте, дорогой мой! — воскликнула Тамара Алексеевна, и слова «дорогой мой» прозвучали на этот раз угрожающе. — Что вы привязались ко мне с этим своим худым японцем?

— Позвольте, разве он был похож на японца? — перебил ее Чугунков.

— Да нет же! — досадливо отмахнулась женщина. — Но он махал ногами точь-в-точь как эти японцы из американских фильмов.

— Так он был американцем? — удивился Чугунков. — Что же вы сразу не сказали?

— Так! — объявила женщина решительно, никакие транквилизаторы не могли бороться с ней долго. — Это уже похоже на издевательство!

Она встала и, хватаясь за прикрученную к полу мебель, двинулась на генерала:

— А ну-ка, вон из этой каюты! Я обязательно напишу на вас и вашу капитаншу вашему начальнику, генералу Чугункову! Я уже узнала, что он здесь самый главный! А сейчас — вон отсюда!

Я рассмеялась и открыла дверь каюты. Ветер буквально вырвал ее из моих рук и грохнул о стену корабельной надстройки. Я чуть не вылетела следом за ней, но вовремя отпустила дверную ручку.

Стоять на палубе было можно, но ветер нес с собой столько воды, что одежда мгновенно стала бы мокрой насквозь. Я не раз уже успела порадоваться, что не сняла костюм водолаза и комбинезон, когда мы с Игорьком поднялись на поверхность.

— Что вы все худым мужчиной интересовались? — спросила я Чугункова, который появился рядом со мной и так же крепко ухватился за перила трапа, ведущего на верхнюю палубу. — Это что — и есть тот самый ваш Менделеев из Санкт-Петербурга?

Чугунков удивленно на меня посмотрел, а потом рассмеялся.

— Так ведь Менделеев — это высокий «жлоб»! Я думал, ты сразу это поняла, — крикнул он мне, пересиливая ветер. — Просто этот худой напомнил мне одного знакомого. Да, видно, не он — я просто ошибся… Давай-ка поднимемся на капитанский мостик…

В рулевой рубке «Посейдона» нас встретил капитан судна, он же полковник МЧС Свиридов, и тотчас засуетился, доставая надежно припрятанный термос с кофе.

— Нет, голый кофе гонять не гоже! — заявил Чугунков. — Подождите, я спущусь к себе в каюту, у меня там бутылочка хорошего коньяка имеется — очень старый, «Эверест» называется. Кофе с «Эверестом» — это вообще лучший напиток, который я пробовал за свою жизнь!

И генерал скрылся в мутных, наполненных брызгами воды и пены и грохотом волн по борту и надстройке сумерках за дверью капитанской рубки. Он едва не столкнулся в дверях с помощником капитана, который ввалился в рубку и, отфыркиваясь от воды, ручьем лившей с него, заявил:

— Капитан! Может быть, «Нереида» еще один рейс вниз сделает?

— А в чем дело? — резко спросил Свиридов, наверняка не забывший свою оговорку в разговоре с генералом Чугунковым, выдавшую нежелание лишний раз спускать аппарат с «Посейдона» на дно.