Андрей Воронин - Один шаг между жизнью и смертью

Приличные люди в большинстве своем были уже основательно на взводе, хотя солнце едва перевалило зенит. Алена наконец перестала бегать с подносом. Она куда-то исчезла, и Юрий опять испытал острый укол вины за нанесенную ей обиду. Народ, казалось, не заметил исчезновения хозяйки, преспокойно перейдя на полное самообслуживание. На границе травы и песка в тени одинокого пляжного зонтика стоял зверски распатроненный картонный ящик, из которого рядами торчали закрытые алюминиевыми колпачками горлышки. Кто-то, спотыкаясь и падая, пытался играть в бадминтон, кто-то с пеной у рта доказывал, что Женька – молодец, потому что “Сейшелы – это круто, а вот Канары твои – фуфло для лохов”. Речь, судя по всему, шла об Арцыбашеве. Юрий прислушался было, но дальше пошел узкоспециальный разговор о кредитах, процентах и офшорных зонах, из которого Юрию были понятны только непечатные эпитеты. Слева от него две аппетитного вида дамы увлеченно делились впечатлениями от последнего показа моделей, на котором одна присутствовала лично, а другая, менее удачливая, смогла лишь посмотреть запись. “Но эксклюзивно, – с большой экспрессией вещала она. – уверяю тебя, эксклюзивно! Он клялся, что я первый зритель…” Ее собеседница, снисходительно улыбаясь, размеренно кивала головой в такт ее словам, держа приоткрытый рот наготове, чтобы при первой же возможности вклинить в разговор свою реплику.

– Кунсткамера, – произнес вдруг кто-то немного левее Юрия. – Дурдом.

Голос был тихий, женский и очень молодой, но Юрию послышалась в нем такая ненависть, что вдоль спины пробежал зябкий холодок. Он обернулся немного резче, чем позволяли приличия, и увидел высокую, пропорционально сложенную девушку с длинными темными волосами и нежным овальным лицом, которое, казалось, светилось изнутри. Этот внутренний свет был сродни тому, которым иногда озарялось лицо Алены, но здесь его не заслоняли ни возраст, ни косметика, и смотреть на это лицо с немного вздернутым носом и полными, не тронутыми помадой губами было удивительно приятно. Цвет ее глаз было невозможно различить, поскольку они сузились в две темные недобрые щелочки, смотревшие на бурлящее вокруг веселье с выражением, которое живо напомнило Юрию засевший в засаде танк – подбитый, горелый, но готовый к бою и очень опасный.

Краем глаза она засекла его резкое движение и повернула к нему.., нет, не башню, конечно же, а голову. Глаза открылись немного пошире и оказались темно-карими. В них был вызов.

– Вы со мной не согласны? – спросила она.

– Я в гостях и вынужден сохранять нейтралитет, – ответил Юрий. – Надеюсь, вы тоже пришли сюда не для того, чтобы подложить под хозяина бомбу.

Ее взгляд потеплел, но ровно настолько, чтобы перестать казаться откровенно враждебным. Зажатый в тонкой, почему-то незагорелой руке высокий стакан поднялся вверх, коснувшись полных губ, и снова опустился на уровень груди. Губы слегка увлажнились, и Юрий поймал себя на том, что пялится на эти губы, как папуас на стеклянные бусы.

– Нет, – сказала она после короткой паузы. – По крайней мере, не сегодня.

Ее губы тронула легкая тень улыбки, Юрий напрягся и отвел от них взгляд, сфокусировав его над левым плечом девушки. Краем глаза он заметил, как ее бровь на мгновение удивленно приподнялась, и понял, что счастливо избежал ловушки.

– Дайте закурить, – потребовала девушка. Юрий протянул ей открытую пачку и щелкнул зажигалкой. – Вы кто?

– Честно говоря, я просто школьный приятель хозяина, – признался он и тоже закурил. Наполовину съеденный шашлык мешал ему, но сунуть дурацкий шампур было некуда.

– Вот не думала, что у этого.., что у него могут быть школьные приятели. Но я не об этом спрашиваю. Чем вы занимаетесь? На чем зашибаете монету?

– Черт, я совершенно не готов к допросу… Впрочем, отвечу, чтобы у вас пропал ко мне интерес. Я инкассатор. Я не зашибаю монету, а занимаюсь ее перевозкой.

– Надо же… Кто бы мог подумать! Слушай, – она вдруг перешла на “ты”, – а это не твоя “Победа” там, во дворе?

Юрий развел руками.

– Н-ну…

– Точно, твоя! Так ты кто?

Юрий с огорчением понял, что его собеседница не намного трезвее остальных.

– Инкассатор, – сказал он.

– Вот дурак! Зовут тебя как? Инкассатор… Впрочем, и так сойдет. А я Таня. Ну, и как тебе это сборище? Юрий пожал плечами.

– Я уже высказался на эту тему.

– Ах, да… Нейтралитет и все такое. Ну и черт с тобой! Инкассатор – это банк, банк – это Швейцария, а Швейцария – это нейтралитет.., и наемники.

– К черту нейтралитет и наемников, – приняв решение, сказал Юрий. Эта девушка начинала ему нравиться. – Может, выпьем?

Ему показалось, что она вздрогнула, и он украдкой оглядел свою одежду, пытаясь понять, что могло ее так напугать и шокировать. Одежда была в полном порядке, и оставалось лишь предположить, что Таню напугало предложение выпить, и даже не столько само предложение, сколько содержавшийся в нем подтекст.

– Нет, – сказала она тем же тоном, каким отвечала на вопрос, не собирается ли она взорвать резиденцию Арцыбашева. – Нет. Не сегодня.

Она отступила на шаг, и тут на пляж обрушилась оглушительная, как артобстрел, музыка. Говорить стало невозможно, а в следующее мгновение к Тане, пританцовывая, приблизился лауреат и Георгиевский кавалер и жестами дал понять, что приглашает ее на танец. Он уже успел надеть штаны и даже обуться, не хватало разве что лауреатского значка и Георгиевского креста на нагрудном кармане рубашки. Его слегка качало, он выделывал ногами какие-то странные, явно собственного изобретения, танцевальные па, комично отставляя обтянутый светлыми брюками зад. Юрию захотелось дать ему пинка. Он представил, как будет выглядеть на этой светло-бежевой лауреатской корме темный след его подошвы, и, чтобы уберечься от греха, перевел взгляд на Таню.

Он был шокирован. Таня волшебно преобразилась, и это было недоброе волшебство. Ее глаза широко и наивно распахнулись, губы приоткрылись, суля райские утехи изголодавшейся “плоти, и весь этот океан желания и соблазна был направлен в сторону господина лауреата. Она жеманно кивнула, сделав что-то вроде книксена, повисла на жирной шее Георгиевского кавалера, повторяя своим телом каждый изгиб его похожего на глобус брюха, обвилась, прижалась и утанцевала с ним в неизвестном направлении, даже не взглянув на Юрия.

– Ну что, Филарет, упустил девочку?! – почти неслышно за грохотом музыки проорал кто-то у него над ухом. – А девочка хороша!

Юрий обернулся и увидел Арцыбашева. Тот был весел и тоже казался нетрезвым. Юрий пожал плечами, все еще не в силах оправиться от пережитого потрясения, и, вспомнив что-то, прокричал в ответ:

– Слушай, а этот, который с ней… Он правда лауреат и Георгиевский кавалер?