Филлис Джеймс - Комната убийств

Пора было заканчивать. Дэлглиш спокойно сносил неприязнь Кэролайн, которую та едва скрывала, и все же он не мог не видеть, что и она, и ее брат устали. Особенно Маркус, который выглядел совершенно изможденным. Адам задержал их еще на несколько минут. Оба подтвердили, что знали о привычке своего брата забирать «ягуар» по пятницам, в шесть вечера, но понятия не имели, куда Невил отправлялся. Кэролайн дала понять, что считает вопрос неуместным. Она не ждала от Невила вопросов о собственных выходных — с какой стати ей самой задавать ему такие вопросы? Если у брата была еще какая-то жизнь, то она рада за него. Кэролайн с готовностью подтвердила, что знала о находящейся в сарае канистре с бензином, так как была в музее, когда мисс Годбай расплачивалась за нее с миссис Фарадей. Маркус сказал, что до недавних пор редко бывал здесь. Хотя он помнил о газонокосилке — значит, должен был заранее подумать о месте для бензина. Оба были твердо уверены, что не знают, кто мог желать зла их брату. Дюпейны тут же согласились, что территорию музея и, следовательно, само здание нужно закрыть для посетителей на время расследования, проводящегося на самом месте преступления. Маркус добавил, что они решили закрыть музей на неделю или до тех пор, пока не будет кремирован их брат.

Брат с сестрой проводили Дэлглиша и Пирса до входной двери с такой любезностью, будто сами пригласили их в гости. Полицейские ступили в темноту. К востоку от дома Дэлглиш мог разглядеть сияние от прожекторов там, где место преступления охранялось двумя констеблями; оно было огорожено поручнями, закрывающими подходы к гаражу. Ни Кейт, ни Бентона-Смита видно не было; возможно, они уже ждали на стоянке. Ветер стих, но стоило чуть-чуть помолчать, как становилось слышно мягкое шуршание, будто последний вздох шевелил кусты и перебирал редкие листья молодых деревьев. Ночное небо напоминало детский рисунок: неровно размазанный синий с непомерно грязными пятнами облаков. А какое небо над Кембриджем? Эмма должна быть уже дома. Выглянет ли она на Тринити-Грейт-Корт, или, как сделал бы он сам, будет нетерпеливо расхаживать в смятенных чувствах и нерешительности? Или все куда хуже? Не убедила ли ее эта часовая поездка в Лондон, что хватит, она больше не будет делать попыток с ним встретиться?

Заставив себя вернуться к насущным делам, Дэлглиш сказал:

— Кэролайн Дюпейн не хочет сбрасывать со счетов версию самоубийства; ее брат следует той же линии с некоторыми оговорками. Дюпейнов вполне можно понять, если встать на их место. Но с какой стати Невилу Дюпейну убивать себя? Он хотел закрыть музей. Теперь, когда он мертв, двое оставшихся доверенных лиц оставят музей работать, как и раньше.

Вдруг Адам почувствовал необходимость побыть в одиночестве.

— Я хочу в последний раз взглянуть на место преступления. Кейт вас отвезет. Передайте ей и Бентону, что мы через час встречаемся в моем кабинете.

В половине двенадцатого Дэлглиш и его команда встретились у него в офисе, чтобы обсудить, чего удалось добиться. Присев к длинному столу, Пирс выбрал стул у окна. Он был благодарен Эй-Ди, что тот не стал проводить собрание в кабинете самого Пирса, в котором порядок едва просматривался. У него всегда получалось мгновенно найти любую папку, но остальные, видевшие комнату, в это не верили. Впрочем, Пирс знал: Эй-Ди не отпускал комментариев по его поводу. Сам шеф придерживался строгого порядка, однако от подчиненных требовал лишь честности, полной самоотдачи и результативности. Если у них получалось соответствовать этим требованиям среди полного бедлама, он не считал нужным вмешиваться. И все же Пирс радовался, что темные внимательные глаза Бентона-Смита не будут шарить по куче бумаг на его столе. Кстати, в противоположность здешнему беспорядку свою городскую квартиру инспектор содержал в безупречном состоянии. Даже слишком безупречном, словно это был еще один способ отделить служебную жизнь от частной.

Они собирались выпить кофе без кофеина. Кейт после семи кофеин был противопоказан, иначе она рисковала провести ночь без сна, а делать сразу два напитка было бессмысленно, да и время поджимало. Секретарша Дэлглиша давно ушла домой, и кофе пошел делать Бентон-Смит. Пирс ждал его без особой радости. Кофе без кофеина — в этом слышалась терминологическая путаница, зато приготовление и дальнейшее мытье кружек поставит по крайней мере Смита на место. Непонятно, почему этот человек вызывал у него такое раздражение. Неприязнь? Нет, это слишком. Дело не во внешних данных Бентона-Смита, подкрепленных самооценкой; Пирса никогда особенно не беспокоило, если коллега более привлекателен, чем он сам, — только если речь не шла об интеллектуальных способностях и успехе. Слегка озадаченный собственной реакцией, он подумал: «Это потому, что он, как и я, амбициозен и его амбициозность сродни моей. По большому счету мы не могли бы различаться больше. Правда же заключается вот в чем: мы слишком похожи, и поэтому я его не переношу».

Дэлглиш и Кейт, заняв свои места, сидели молча. Взгляд Пирса, только что неотрывно прикованный к панораме огней, раскинувшейся перед окном пятого этажа, теперь переходил с одного предмета на другой. Все здесь было ему знакомо, но у него возникло сбивающее с толку ощущение, будто он видит кабинет впервые. Он развлекался, мысленно определяя характер хозяина по нескольким попавшимся на глаза уликам. На неискушенный взгляд это был типичный офис старшего офицера, обставленный в соответствии с правилами: мебелью, приличествующей чину коммандера. В отличие от некоторых из своих коллег Эй-Ди не украшал стены грамотами в рамках, фотографиями и гербами зарубежных полицейских служб. На столе фотографий тоже не было. Пирс удивился бы, обнаружь он такое свидетельство частной жизни. Необычными оказались лишь два момента. Одну из стен полностью закрывали книжные полки, которые, как ему было известно, мало что говорили о пристрастиях Эй-Ди. Там стояла лишь профессиональная литература: принятые парламентом законы, официальные отчеты, законопроекты, справочники, книги по истории, Арчболд, тома по криминологии, судебная медицина, история полиции и криминальная статистика за последние пять лет. Вторым необычным моментом были литографии Лондона. Пирс предполагал, что шефу не нравилась совершенно голая стена, и поэтому подбор картин отдавал некоторой обезличенностью. Впрочем, Эй-Ди не выбрал масляную живопись, смотрящуюся здесь неуместно и претенциозно. У его коллег, если они и замечали картины, литографии вызвали, наверное, уважение — как свидетельство своеобразного, но не оскорбительного для окружающих вкуса. Они никого не могли задеть, разве что заинтриговать тех, кто имеет хоть какое-нибудь понятие об их цене.