Рекс Стаут - Фер-де-ланс (Острие копья)

— Берегитесь! — отчаянно крикнул Скиннер, и мы все бросились к ангару. Андерсон, выскочивший из машины, тоже бежал к нам. Мы едва успели проскочить в широкие двери ангара, как самолёт рухнул. В воздухе словно сверкнула чёрная молния, раздался взрыв — не рокочущий и громоподобный, как залп из тяжёлых орудий, а короткий, резкий и больно ударивший по барабанным перепонкам. Полетели обломки, и что-то упало прямо к нашим ногам. Самолёт упал на край асфальтированной площадки в десяти футах от полицейской машины. Мы бросились к нему, не обращая внимания на предупреждающие крики Скиннера, что могут быть и другие взрывы.

Зрелище было ужасное. Я с трудом узнал Кимболла-старшего в том, что было привязано ремнями к заднему сиденью, которое смастерил для него Скиннер. Видимо, вся сила удара при падении пришлась на хвостовую часть самолёта. Мануэля Кимболла, по крайней мере, можно было узнать. Лицо его почти не пострадало.

Мы со Скиннером расстегнули на нём ремни, пока остальные занимались старым джентльменом. Мы перенесли их в ангар и положили на брезент на полу.

— Лучше отведите свои машины подальше, — посоветовал Скиннер. — Не ровен час, ещё что-нибудь взорвётся.

— Ну, свою я если трону с места, то уже не остановлюсь, — сказал я. — Что ж, мистер Андерсон, пришло время закругляться. Помните, что сказал Ниро Вулф? Он предупредил, что я буду действовать чётко и решительно. В этом конверте доказательства, а убийца вон там, на брезенте.

Взяв клюшку и конверт с запиской для Вулфа, я покинул ангар и направился к своей машине. Мне понадобилась лишь пара секунд, чтобы завести её и дать полный газ.

У ворот, перед тем как свернуть на шоссе, я остановился и крикнул Даркину:

— Собирай ребят, едем домой!

Через двадцать две минуты мы уже были в Уайт-Плейнс. Никогда ещё мой родстер не шёл так хорошо. Я позвонил Вулфу из той же аптеки, из которой звонил две недели назад, когда сообщил, что Андерсон прохлаждается в Адирондакских горах, а пари можно заключить разве что с Дервином.

Вулф сразу же поднял трубку и выслушал мой краткий, но исчерпывающий ответ.

— Хорошо, — сказал он. — Надеюсь, ты на меня зла не держишь? Просто я не хотел загружать тебя мелочами. Фриц тут готовит нечто особенное, специально для тебя. Кстати, Уайт-Плейнс далеко от Скарсдейла? Мне позвонил Глекнер, похвастался, что получил редкий гибрид дендробиума мельпомены с финдлаянумом и хочет дать мне сеянец. Не заедешь ли по дороге, а?

Чек с виду был невзрачным кусочком блекло-голубой бумаги, который можно свободно вложить в обыкновенный почтовый конверт, даже не складывая вдвое. Он казался мне ещё меньше оттого, что был заполнен размашистым и неразборчивым почерком. Я решил, что это рука Сары Барстоу, но внизу увидел мелкими буквами: «Эллен Барстоу». Была суббота, чек пришёл с первой утренней почтой. Как только я увидел конверт среди прочей корреспонденции, я сразу же позвонил Вулфу, но он велел мне самому вскрыть его и оформить в банке депозит. Взглянув на него в последний раз, я протянул его в окошечко банковскому кассиру.

В одиннадцать утра Вулф вошёл в кабинет, сел за стол и, тут же позвонив Фрицу, велел принести пива. Я положил счёт расходов по делу Барстоу ему на стол вместе с утренней почтой. Бегло просмотрев почту, он занялся счётом. Он изучал его не спеша, пункт за пунктом, с карандашом в руке. Я ждал. Я сразу заметил, что его заинтересовал третий пункт, и нервно сглотнул.

— Арчи, нам надо купить новую пишущую машинку, — сказал Вулф, подняв на меня глаза.

Я прочистил горло, готовясь ответить, но он ещё не всё сказал.

— Эта машинка излишне импульсивна. Возможно, ты этого не замечаешь. Она напечатала лишний ноль рядом с фамилией Анны Фиоре, и ты повторил эту ошибку при подведении итогов.

Я попробовал улыбнуться.

— О, нет, сэр, это не ошибка. Я просто забыл вас предупредить. Сто долларов Анны дали проценты — теперь это тысяча долларов. Сегодня я верну их ей.

Вулф вздохнул. Фриц принёс пиво, он открыл бутылку и залпом осушил стакан. Сунув счёт вместе с остальной почтой под пресс-папье, он принял свою любимую позу в кресле и закрыл глаза.

— С завтрашнего дня пью не более пяти кварт в день, — неожиданно заявил он.

Теперь я уже не мог не улыбнуться.

— Не меняйте тему разговора, шеф. Даже если бы вы удвоили эту сумму, я не счёл бы это благотворительностью. Это ваша самая удачная сделка, поскольку почти ничего вам не стоила. Знаете, как потратит эти деньги Анна? Она найдёт себе мужа. Подумайте только, какое доброе дело вы сделаете.

— Проклятье! Ничего не давай ей! Скажи, что ты не нашёл этих денег.

— Нет, сэр. Я дам ей деньги, и пусть она сама роет себе могилу. Я не так жесток, как вы, и не считаю себя вправе решать чью-то судьбу.

Вулф открыл глаза. Он последние три дня был вял и сонлив, и я подумал, что настало время встряхнуть его как следует.

— Ты, кажется, собирался что-то мне сказать, Арчи?

— Да, сэр. Я хотел спросить, как вам в голову пришла мысль убить Е. Д. Кимболла?

— Ты хочешь сказать, как эта мысль пришла в голову его сыну?

— Нет, именно вам, сэр. Не уходите от ответа. Ведь это вы убили его.

Вулф покачал головой.

— Это я ухожу от ответа? Ошибаешься, Арчи. Е. Д. Кимболла убил его малолетний сын, которого он оставил на полу в спальне матери играть игрушками, забрызганными её кровью. Если хочешь знать, старый Кимболл был убит не утром в прошлую среду, а в то злополучное воскресенье, четвёртого июня. В результате роковой случайности, слепого случая, беспощадно вторгшегося в естественный ход человеческой жизни, вместо Кимболла-старшего был убит другой человек. Это верно, я помог исправить эту несправедливость. Через Даркина я послал Мануэлю Кимболлу фотокопию всех улик против него, я позвонил ему по телефону и сказал, что он окружён как на земле, так и в воздухе. А затем предоставил событиям развиваться своим ходом. Правда, я сделал так, чтобы Кимболл-старший не уехал в это утро на работу и остался дома.

— Вы мне как-то сказали, что, живя в стеклянном доме, правду не скроешь. Тогда зачем вы пытаетесь это сделать? Вы убили его.

Вулф сморщился. Он снова налил себе пива и, откинувшись, смотрел, как в стакане оседает пена. Когда на поверхности осталась лишь тонкая белая полоска, он поднял на меня глаза и вздохнул.

— Беда в том, — пробормотал он, — что ты, как всегда, видишь голый факт и не видишь, что за ним. Ты впиваешься в факт, как пиявка в коровье вымя. Вспомни ситуацию. Мануэль пытался убить отца. Случайно, не по его воле, был убит Барстоу. В моих руках оказались доказательства, что он убийца. Как я мог воспользоваться ими? Мог ли я позволить себе роскошь философских рассуждений! Нет, у меня не было такой возможности. Здесь требовалась работа профессионала. Взял ли я на себя роль провидения? Что ж, мы постоянно это делаем. Избежать этого можно лишь абсолютным бездействием. Я вынужден был действовать. Если бы я разрешил тебе взять Мануэля Кимболла без предупреждения, просто схватить его и передать в руки жаждущих отмщения жителей штата Нью-Йорк, его бы неизбежно ждал электрический стул. Он пошёл бы на казнь ожесточённым и побеждённым человеком, у которого отняли единственную возможность отмщения. Его отец, не менее несчастный и испытавший глубокое разочарование, какое-то время влачил бы жалкое существование, не заключив более ни одной из своих удачных торговых сделок. Если бы всё закончилось так, я никогда бы не снял с себя вины, и, поверь, такое состояние не из приятных. Мне надо было действовать, и я решился. Я взял на себя ответственность гораздо менее неприятную. Ты, обобщив весь сложнейший комплекс явлений, со свойственной тебе прямолинейной простотой тут же пришёл к выводу, что я убил Е. Д. Кимболла. Простота, граничащая с глупостью. Что ж, Арчи, я взял на себя ответственность за всё, что произошло, но избавь меня от лишнего груза — твоей простоты. Уж как-нибудь неси этот груз сам.