Рекс Стаут - Гамбит

— И?

— По-видимому, никакого «и». По всей вероятности, она чиста. Поверить в это трудно, но я склонен верить. Как ты знаешь, я счастлив в браке, моя жена здорова и, надеюсь, будет жить вечно, но приятно сознавать, что на всякий случай в запасе имеется такое существо, как Анна Блаунт. Я не могу понять, отчего она мне не снится. В конце концов, сны человека — его личное дело. Если увидишь ее, скажи мне, как ты ее воспринял.

— С удовольствием. — Я встал. — Я не благодарю тебя на этот раз потому, что дал тебе больше, чем получил.

— Мне нужно еще больше. Черт возьми. Арчи, сообщи хоть что-нибудь для завтрашнего номера!

Я сказал ему, что он получит больше, когда у меня будет больше, и ушел.

Я пошел в деловую часть города. Это вполне подошло бы для приведения мыслей в порядок — ноги работали, легкие вдоволь дышали свежим холодным воздухом, хлопья снега вились вокруг, но мыслей-то у меня в голове не было. Я допускал, что мои мысли не сходились в главном пункте. Я допускал, что Мэтью Блаунт невиновен, но внутренне не был с этим согласен.

Я держал курс к югу, на Шестую авеню, и когда подошел к Тридцать пятой улице, мои часы показывали 4.30. Вместо того чтобы повернуть, я пошел дальше. Вульф не мог спуститься из оранжереи до шести часов, и не было смысла возвращаться домой только для того, чтобы сесть за стол и пытаться выжать их своих мозгов что-нибудь полезное, когда это ни к чему не вело. Поэтому я продолжал свой путь вплоть до Двенадцатой улицы, повернул налево, остановился на полпути к длинному корпусу и уставился на четырехэтажное кирпичное здание через дорогу, выкрашенное в серый цвет. На красивой блестящей медной табличке справа от двери значилось: «Гамбит-клуб». Я перешел дорогу, вошел в вестибюль, попробовал открыть дверь — она была заперта, нажал кнопку, услышал щелчок, открыл дверь и вошел.

Что там говорить, я просто тянул время. Не было и одного шанса на миллион, что я добуду какие-нибудь новые факты, которые направят мою мысль в иную сторону, но, в конце концов, это создавало иллюзию, что я занимаюсь делом. В холле была длинная вешалка, и, когда я повесил туда пальто и шляпу, из открытой двери справа появился человек, спросивший.

— Что вы хотите?

Это был Бернард Нэш, официант, чей портрет я видел в «Газетт». Он был высокий и худой, с длинным грустным лицом. Я ответил:

— Я ищу кое-что. — И пошел к двери, но, не пропуская меня, он спросил:

— Вы из полиции?

— Нет, — сказал я. — Я грабитель. Вам часто доводится встречаться с ними лицом к лицу?

Может быть, он хотел потребовать мое удостоверение, но я быстро прошел мимо. Передо мной была большая комната. Очевидно, шахматные столики расставляли специально для игры, потому что теперь их было около двух дюжин, и три из них были заняты, возле одного двое наблюдали за игрой. Быстро оглядевшись, я направился к открытой двери в заднем конце комнаты. Официант шел за мной. Если шестой стол Блаунта был в проходе у левой стены, он сидел всего в десяти футах от двери в библиотеку.

Библиотека была довольно маленькая и уютная, с четырьмя кожаными стульями, и у каждого светильник для чтения и подставка для пепельницы. Книжные шкафы тянулись воль двух стен и части третьей. В углу стоял шахматный столик с мраморной доской из желтых и коричневых клеток, на которой стояла какая-то шахматная позиция. В «Газетт» было сказано, что фигуры сделаны из слоновой кости и принадлежали, как и стол, Людовику XIV, а на доске сохранено положение фигур после девятого герцога Брауншвейгского и графа Изаура в Париже в 1858 году.

Кушетка была отодвинута к левой стене, но стола рядом не было. Я взглянул на Нэша.

— Вы отодвинули стол.

— Конечно. — Поскольку он считал, что я всего лишь полицейский, слово «сэр» он не употреблял. — Нам сказали, что вещи можно передвигать.

— Да, инспектор дал такое разрешение — ведь члены клуба принадлежат к высшему кругу. Если бы речь шла о свалке, он заставил бы целый месяц сохранить все, как было. На ваших часах есть секундная стрелка?

— Да.

— Очень хорошо, засеките время. Я проверю, сколько нужно на то, чтобы пройти на кухню и обратно. Я тоже засеку, но лучше проконтролировать и по другим часам. Начнем после слов: «Я пошел!»

Я взглянул на часы и сказал:

— Я пошел!

Я двинулся. Кроме той двери, через которую мы вошли, были еще две, и одна из них вела в холл, а возле другой, в дальнем конце, была маленькая дверь, должно быть в шахту старомодного лифта для подъема кушаний. Подойдя к двери в холл, я открыл ее и прошел внутрь. Там была небольшая площадка и лестница вниз, узкая и крутая. Спустившись, я оказался на кухне, более просторной, чем можно было ожидать, и отнюдь не старомодной. Безупречно сверкающая сталь и флюоресцентные лампы. Кругленький малый в белом фартуке, сидевший на табуретке и читавший журнал, покосился на меня и проворчал:

— Господи, еще один.

— Мы держимся до последнего. — Я был груб. — Вы — Лаги?

— Зовите меня Тони. Почему бы и нет?

— Я вас недостаточно хорошо знаю.

Я повернулся и поднялся по лестнице. В библиотеке Нэш, продолжавший стоять на своем месте, взглянул на часы и сказал:

— Минута восемнадцать секунд.

Я кивнул.

— В своих показаниях вы утверждали, что, когда Блаунт первый раз пошел вниз за шоколадом, он был на кухне около шести минут.

— Неправда. Я сказал: около трех минут. Если вы… О, вы пытаетесь… — понимаю. Я помню, что говорил в своих показаниях.

— Хорошо. И я тоже.

Я пошел к двери в большую комнату, прошел через нее и подошел к тому столику, где за игрой наблюдали двое. Ни они, ни игроки не взглянули на меня, когда я подошел. На доске было больше половины фигур. Один из черных коней был атакован пешкой, и я удивился, когда игрок взялся за ладью, чтобы пойти ею, но потом понял, что белая пешка связана. За моим плечом раздался голос Нэша:

— Это полицейский офицер, мистер Каррузерс.

Никто не поднял взгляда на меня. Игравший белыми, очевидно мистер Каррузерс, сказал, не поворачивая головы:

— Не прерывайте, Нэш. Это ваше дело.

Увлекательная игра. От нечего делать я провел там с полчаса, решая за белых и за черных, каков должен быть следующий ход, и поставил замечательный рекорд — ошибся во всех случаях. Когда черные поставили ладью на такое место, где конь мог взять ее, но при этом открылся шах слоном, которого я не видел, я признал, что никогда не стану ни чемпионом мира, ни даже Полом Джерином, и вышел в холл за пальто и шляпой. Единственные слова, которые я услышал за это время, были произнесены, когда игравший белыми подвинул пешку, а игравший черными пробормотал:

— Я так и думал.

А игравший белыми пробурчал:

— Естественно.

Снег шел сильнее, но до шести оставалось еще двадцать минут, поэтому я продолжил прогулку. Я сказал себе, что у меня есть дополнительный материал для размышлений, ведь я знаком теперь с местом преступления и даже установил существенный факт: чтобы спуститься в кухню и вернуться, нужно семьдесят восемь секунд. Но это мне мало что дало. Дойдя до Восемнадцатой улицы, я перестал думать об этом и стал смотреть на прохожих. Девушки лучше смотрятся в снегопад, особенно вечером.