Николай Никуляк - Нить курьера

Мы вошли в узенький и короткий коридор домика. Две двери налево и одна прямо вели в комнаты первого этажа. Небольшая крутая лестница привела к низенькой узкой двери — единственной на втором этаже.

Дежурный открыл ее ключом и пропустил меня в маленькую квадратную комнату с одним окном, к которому свисали ветви старой, густо разросшейся акации. В комнате стояли небольшой столик, узкая кровать с постелью на мягкой сетке, тумбочка с телефоном и графином с водой, три жестких венских стула. Окно было распахнуто настежь, на нижней его половине трепетали от ветра тонкие прозрачные занавески.

В комнате было чисто. От только что помытого пола веяло свежестью и прохладой.

Горничная внизу, — сказал дежурный, — если нужно — могу позвать.

— Спасибо. Разыщу сам, если понадобится.

— Если больше ничего не нужно, разрешите удалиться!

— Пожалуйста.

Закрыв за ним дверь, я задвинул чемодан под кровать и, не раздеваясь, сняв лишь ботинки, повалился в постель.

Проснулся я в полной темноте, посмотрел на часы: половина двенадцатого.

Свободно ориентируясь, достал из чемодана портативную рацию. Одел наушники. Склонился над шкалой и начал плавно поворачивать верньер. Волосок на шкале пополз к цифре десять.

Радиопередатчик Ползунова работал на частоте около десяти тысяч трехсот килогерц. Не прошло и часа, как в уши словно вонзились точки и тире очень высокого и сильного тона. Через три минуты Ползунов замолчал. Но после небольшой паузы снова послышались сигналы. Это Шварц давал указание своему шпиону.

Затем все смолкло, наступила тишина.

Я выключил рацию и уложил ее в чемодан. Включил свет. Сел к столу, к листу бумаги, испещренному точками и тире. Склонился над злополучным стихотворением.

Как и следовало ожидать, Ползунов докладывал о предстоящей передислокации, намекал на возможные перебои & связи, просил инструкции на случай отъезда. Шварц, наоборот, настаивал на связи по расписанию и требовал уточнения даты отъезда.

Аккуратно сложив и спрятав бумаги, я быстро разделся и лег в постель.

Первое, что я заметил, открыв глаза, — это ласковый, с золотистым оттенком, $уч солнца на потолке комнаты. Посмотрел на часы — без пятнадцати минут десять. Пора вставать.

Около двенадцати я вновь был на пороге киноаппаратной. В комнате была абсолютная чистота. Ползунов работал отверткой, склонившись над кинопроектором.

Все недостатки устранены, — бойко отрапортовал он.

— Пригласите начальника политотдела, продолжим проверку.

Следуя в кинобудку, я видел, что начальник политотдела стоит у штаба в окружении офицеров и бросает настороженные взгляды в сторону клуба.

Услышав его шаги, я повернулся к двери.

Как отдыхалось? — спросил он, подавая руку. — Говорят, что на новом месте первая ночь Проходит в бессоннице,

— Напротив, спал, как убитый. — Показав за окно, добавил с улыбкой: — Видите, тучи сгущаются, а перед дождем спится отлично.

— Да, на дождь мы не в обиде, — пошутил начальник политотдела.

— Ну, что ж, киномеханик, показывайте огнетушитель ящик с песком, противопожарную ткань и пожарные краны. Затем посмотрим, как эксплуатируется кинотехническое оборудование.

— Все это на улице, — доложил Ползунов и выскочил из. кинобудки.

Мы последовали за ним.

Огнетушитель оказался за дверью киноаппаратной. Большой полуразбитый ящик с затвердевшим песком стоял за углом. Пожарный кран был еще дальше, к тому же на нем яе было шайбы, что делало его не пригодным для тушения пожара.

— Почему не держите огнетушитель и другие противопожарные средства в аппаратной, — спросил я. — Разве не знаете, что инвентарь должен быть расположен внутри кинобудки?

— Слушаюсь, перенесу, — пробормотал Ползунов.

Возвращаясь в аппаратную, я проверил работу узлов кинопроектора. Протянул кусок ленты, поджег, и сейчас же в кассету пробилось пламя — не срабатывали пламягасящие ролики.

Чувствовалось, что, увлекшись поездками в Вену и связью со. Шварцем, Ползунов совсем запустил аппаратную, а задобренное им начальство на все смотрело сквозь пальцы и к нему относилось благосклонно, рассчитывая на новые покупки в Вене.

— Меня одно удивляет, — обратился я к Ползунову, — как вы до сих пор не сожгли клуб, а с ним и штаб. — Переведя взгляд на начальника политотдела, я предложил: — Киноаппаратную опечатайте. Сейчас я выезжаю, в другую часть, а после отбоя встретимся с киномехаником в вашем кабинете для подписания акта. Раньше я не смогу: вернусь лишь ночью.

Задержавшись на ступеньках, я слышал, как начальник политотдела отчитывал своего подопечного за то, что тот опять не навел порядка.

В свою очередь, Ползунов сыпал брань в мой адрес:

— А кто он такой, что повсюду сует свой нос?

Я только усмехнулся: значит, все в порядке.

На улице начал моросить мелкий дождь.

Днем я еще раз позвонил начальнику политотдела, попросив, чтобы Ползунов обязательно был у него прсле отбоя и ждал моего прибытия, сколько бы не пришлось ждать.

Вечером я отправился в город, а ночью…

В четверть первого донеслись первые сигналы радиостанции из Вены, звавшие Ползунова в эфир. Они посылались через каждые три секунды. И когда подошло время, рука уверенно легла на ключ:

«Слушайте, слушайте, связь прекращаю, связь прекращаю. Послезавтра откомандировывают в Союз для изучения новой техники. Как быть с передатчиком и шифром?

Повторяю, отъезд назначен на послезавтра, связь ликвидирую, кому передать аппаратуру? Прием».

Прошло всего двенадцать минут, когда я отодвинул от себя ключ и снял наушники. Радиостанция замолчала.

Расшифровав текст переданной Ползунову криптограммы, я понял, что все идет хорошо.

Шварц разрешил прекращение связи. По прибытии в СССР предложил действовать по варианту один и ждать курьера. Имеющуюся радиостанцию приказал уничтожить.

Через час в кабинете начальника политотдела в присутствии Ползуновіа я подписал акт об отстранении его от должности. Хмурый и расстроенный, он ушел спать в казарму.

Чуть позже я снова уехал в город, где меня ожидали товарищи, готовые к последней, решающей схватке.

С ними я провел остаток ночи и весь следующий день.

Снова ярко сияло солнце, шелестели листья на деревьях. Шел третий — последний день операции.

В гарнизон я возвратился только к десяти вечера. Плотно закрыл дверь комнаты, еще раз проверил текст подготовленной криптограммы. Погасив свет, стал медленно расхаживать по комнате.

В ветвях акации под окном шумел ветер. Опя, ть пошел дождь. Минуты текли медленно.

Несколько кусочков шоколада разогнали наступающую дремоту, и я снова принялся ходить между столом и кроватью.

Часы показывали двенадцать. Я раскрыл окно и прислушался. Послышался далекий гул. Он то усиливался, то становился слабее, то снова нарастал. Над гарнизоном кружил самолет.