Дэвид Игнатиус - Эскорт для предателя

— Сох бехейр аз ланех джасуси.

Этой фразой на фарси он встречал своих сотрудников по утрам. «Доброе утро гнезду шпионов».

— Что у нас произошло за ночь?

— Очень много и ничего, — отрывисто ответила Марсия Хилл.

Она едва заметно улыбалась, но Гарри не мог понять почему.

Марсия Хилл, заместитель Паппаса, женщина под шестьдесят с усталым лицом и приятным хриплым голосом, огрубевшим от виски и сигарет, была чем-то похожа на бывшую киноактрису. Марсия стала хранительницей традиций отдела по операциям в Иране. Она единственная, кто служил в тегеранской резидентуре до семьдесят девятого года, когда посольство США в Иране было взято штурмом, и на последующие тридцать лет американо-иранские отношения полностью прекратились. Она работала офицером по сбору донесений. В те времена женщинам доверяли только такую неблагодарную работу. Но Хилл самостоятельно выучила фарси и доказала сотрудникам ближневосточного отдела, работающим по иранскому вопросу, что будет им полезна.

За все эти годы застоя она стала настоящим кладезем информации о действиях в Иране. Помнила имена, родственные связи, проваленные операции. По сути, Марсия была единственным человеком, который действительно знал, насколько плохо шли у Управления дела с вербовкой шпионов в Иране. В довершение всех несчастий ее отправили работать в управление снабжения, где Гарри и нашел ее на полпути к отставке. Она жалела его, и это стало единственной причиной ее согласия работать с ним.

Марсия принимала оперативную информацию, поступающую со станций слежения в Дубае, Стамбуле, Баку и Багдаде, а также от десятков других резидентур, работающих с отделом по операциям в Иране. Впрочем, ее счет пополнялся все новыми пустышками. Оперативник из Стамбула попытался завербовать иранца, приехавшего в Турцию в отпуск, предполагая, что тот служит в Корпусе стражей исламской революции. Иранец сбежал. Работающий под видом коммерсанта агент в Дубае встретился с иранским банкиром под предлогом обсуждения капиталовложений в Пакистане. Иранец сказал, что подумает, что означало отказ. Сотрудник в Германии занялся слежкой за иранским ученым, прибывшим на научную конференцию. Но стоило тому покинуть номер в отеле, как его начинали пасти два агента иранского Министерства разведки, и оперативник никак не мог подобраться к нему. «В общем, очень много и ничего», — резюмировала Марсия.

— Что со списком объектов вербовки? — спросил Гарри. — Есть новые имена?

В отделе по операциям в Иране был перечень иранских ученых, который постоянно обновлялся и дополнялся. Его составляли годами, внося туда каждого студента, проходящего аспирантуру в Европе, каждого ученого, чье имя появлялось в списках авторов статей в научных журналах, любого иранца, который закупал научное оборудование или компьютеры за границей. Когда кто-то из этого списка пересекал границу Ирана, это становилось сигналом для Управления. Такой человек был потенциальным объектом вербовки. Но наиболее интересные для разведчиков люди вообще мало путешествовали, по крайней мере в одиночку. Иранцы неглупы. Они знают, что нам надо. И если они позволяют кому-то отправиться за границу одному, то это, скорее всего, приманка.

Взял слово Тони Рэдду, молодой сотрудник, прикомандированный от «Винпака», организации, работающей с Управлением по вопросам отслеживания ядерных технологий. Такой молодой, что Гарри сомневался, что он уже бреется. Рэдду получил ученую степень по ядерной физике в двадцать четыре, сейчас ему едва минуло двадцать пять. Остальные парни из отдела постоянно пытались дразнить его, считая его умником.

— Мы обнаружили три новых документа: по нейтронным технологиям, гидроакустике и волновой динамике. Имена отслеживаем. Новых научных делегаций нет. Выехавших за рубеж — тоже, — сказал Рэдду.

— Ничего, чтобы поработать за границей? Хоть где-то?

— Не совсем, — ответил Рэдду, глянув на Марсию Хилл.

Та подмигнула ему, так, чтобы Паппас не заметил.

— Боже! — сказал Гарри, со вздохом посмотрев на Марсию. — Утро вечера мудренее, Скарлетт?

— Дай только время, Гарри, — ответила она, продолжая еле заметно улыбаться, несмотря на неутешительные новости.

Она что-то скрывала про запас.

Гарри хотелось общаться с этими мальчиками жизнерадостно, впрочем, это получалось у него с трудом. Всегда можно говорить, что утро вечера мудренее, до тех пор, пока есть время, но оно рано или поздно заканчивается. Вот так и бывает: люди составляют списки, ждут удобного момента, который никогда не наступит. Как в Москве много лет назад. Нельзя сделать так, чтобы что-то случилось. Все приходит само собой. Ты ждешь, пока какой-нибудь придурок что-то перекинет через стену, а потом лихорадочно соображаешь, как сохранить ему жизнь.

— Что-нибудь еще? — спросил Гарри.

— Да, один момент, — ответила Марсия, застенчиво кивнув. — Возможно, ты этого просто не заметил. Пришло вчера, с веб-сайта. Они считают, что это BП. Я показала это Тони, и мы тоже подумали, что это интересно. Можешь посмотреть.

— Срочно? — спросил Гарри.

Ему хотелось сконцентрироваться на реальной работе, а не на всей этой шелухе с веб-сайта.

— Конечно, подождать может все. Но думаю, ты захочешь прочитать это. А Тони все объяснит.

Рэдду показал ему стопку только что отпечатанных страниц. Как ребенок, ей-богу. Положил листы бумаги на стол, словно щенок, гордящийся найденной косточкой.

— Это еще что? — спросил Гарри, махнув рукой в сторону бумаг.

— Экспериментальные данные, — ответил Тони.

— То есть?

— Данные экспериментов по ядерной физике. Хотите — верьте, хотите — нет, но я думаю, что это таблицы опытов по обогащению урана.

— Из Ирана? Ты шутишь?

— Нет, сэр. Вот состав проб. Но здесь не все ясно. Судя по цифрам, это данные об уровне обогащения после каждого рабочего цикла. Такие же данные, что предоставляются в МАГАТЭ. Это и заставило меня задуматься. Я неоднократно видел такие таблицы, все совпадает. Посмотрите сюда. Тут оценка степени обогащения после рабочего цикла и состав отвала, так называемых хвостов. Одни цифры растут с каждым циклом, другие падают. И обратите внимание на показатели внизу. Вот эта величина, здесь тридцать пять процентов, и другая, где стоит семь процентов. Рядом со второй небольшая пометка, D 2О, и знак вопроса. Видите?

— Ага, вижу. И что это означает?

— Сейчас скажу, — ответил Рэдду, почесав подбородок, видимо ища способ в простых словах объяснить весьма сложные вещи. — Это означает, что иранцы обогащают уран. Собственно, они сообщали об этом. Но эти два примера — штука достаточно странная. В одном — семь процентов, как в топливе для ядерного реактора. Хорошо. Но в другом — тридцать пять процентов. Ого-го! Для реактора такое вовсе не нужно. Приходится предположить, что это делается в военных целях. Его будут обогащать все сильнее и сильнее, пока не получат цифру свыше девяноста процентов, оружейный уран. Плохие новости, но не слишком неожиданные. Мы давно считаем, что иранцы работают в этом направлении. Значит, они где-то на полпути. Но самое странное — эта пометка насчет D 2О и знак вопроса.