Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра

– Алло,– пробормотала телефонистка.

– Пожалуйста, комиссара Фару.

– Кто его спрашивает?

– Нестор Бюрма.

– Не кладите трубку.

– Алло, Нестор Бюрма?Что вам надо? Давайте быстро,– проговорил голос Флоримона несколько секунд спустя.

Я внимательно слушал этот голос, чтобы уловить малейшие, самые незаметные нюансы. Голос казался нормальным, ворчливым ни больше ни меньше, чем обычно.

– Давайте быстро,– повторил полицейский.

– Не горячитесь,– сказал я.

– Я не горячусь, но у меня работа.

– Вы говорите так всегда, и всегда вас можно найти по телефону.

– Я сыщик в стиле Неро Вулфа. Распутываю преступления, не вставая со своего кресла.

– А? Хорошо. Могли бы принадлежать к худшей школе. Послушайте, я тут узнал из газет об убийстве одного типа, которого немного знал.

– Кто такой?

– Кабироль.

– Вы его знаете?

– Так себе. Мне тоже случалось, гм… ну, в общем… ведь он давал взаймы под залог.

– Да, да.

– Возможно, вы найдете мое имя в его бухгалтерских книгах, в ведомостях, не знаю, как это там называется, не знаю, делал ли он такие записи или нет, просто хочу избавить вас от излишней головной боли без всякой причины. Согласны?

– Естественно. Но ваше имя не фигурирует в его книгах, старина. Во всяком случае, в тех, которые мы пролистали.

– С тех пор прошло один-два года. Возможно, он постепенно уничтожал свои архивы.

– Возможно.

– И как идут дела?

– Так себе.

– Пресса сообщает, что это будет трудное дело.

– Прессе всегда нужно что-нибудь сообщать. Да, кстати, скажите мне, дела Агентства Фиат Люкс не больно процветают в последнее время?

– Ох и нюх у вас!

– Так я же легавый.

– Это еще не резон. А вообще-то с делами Агентства не очень.

– И вот уже добрых шесть месяцев ваши дорогие газеты, включая и орган Марка Кове, ни разу не упомянули ваше достославное имя.

– Восемь месяцев,– вздохнул я.

– И поскольку вы не знаменитая кокотка…

– Я вас умоляю…

– …Не кинозвезда, и у вас нет жемчужного ожерелья, которое можно потерять…

– Увы! Нет.

– Несмотря на это, вам все же хочется, чтобы о вас говорили, не правда ли?

– Стэндинг держится на рекламе. Но я не вижу…

– Дайте мне закончить! – рявкнул он.– Я разом выдам вам мою информацию и брошу трубку, потому что– я вам повторяю – если мне сейчас чего-нибудь хватает, так это работы, а я и так уже потерял с вами слишком много времени. Вы часто путались у меня под ногами в процессе различных расследований. И сейчас, когда я хоть один раз занят делом, в котором вы никак не замешаны, не пытайтесь влезть сюда с единственной целью, чтобы потом прочитать в одной из ваших любимых газет, что Нестор Бюрма то… Нестор Бюрма это…

– Ну и ну! Да что вы так переживаете…

– Привет, Бюрма!

И он положил трубку, а я вздохнул с некоторым облегчением, но тут примешивалось другое чувство. Я тоже положил трубку, и она буквально отлипла от моей ладони, настолько была влажной.

Я надел шляпу и вышел.

К доктору прямо я не пошел, а погулял немножко туда-сюда, чтобы не создать у него впечатления, что мне уж слишком не терпится положить в карман приготовленную для меня сумму. Одновременно я приобрел несколько самых свежих выпусков вечерних газет, но ничего нового о деле Кабироля не узнал. Это была обычная жвачка на потребу публике, повторяющая одно и то же в разных грамматических вариантах.

Мой эскулап был занят по горло, и я не огорчился оттого, что процедура свелась к самому минимуму – он поручил передать толстый конверт своей горничной, которая тоже была пухленькой. Я разменял первый банкнот в 5000 франков в бистро, затем сел в такси, стоявшее тут же, и попросил доставить меня на Площадь Революции, а оттуда пошел пешком на улицу Тампль, к указанному во всех газетах дому, где жил молодой студент Морис Баду, сообщивший представителям закона о неприятностях, постигших Жюля Кабироля. Этот дом находился на том отрезке улицы Тампль, где выдвинутые вперед светящиеся вывески различных лавок образуют как бы разноцветный перемигивающийся мост над головами прохожих. Вчерашний горбатый клоун на вывеске магазина хохотал по-прежнему, но, мне показалось, не так весело, как вчера. Арка нужного мне дома была сплошь увешана металлическими пластинками, делавшими ее похожей на некое парнокопытное, получившее все медали на сельскохозяйственной выставке. Я просмотрел их все, но имени Баду не нашел. Сын известного промышленника… Может быть, папа занимался своей промышленностью где-нибудь в далеких краях? Едва не столкнувшись с двумя электрокарами, управляемыми чересчур динамичными водителями, я пробрался в просторный внутренний двор, уставленный ящиками, тачками и велосипедами. Рядом с большим котом и домашним цветком в кадке консьержка портила остатки своего зрения на романе про любовь, ненависть и страсти-мордасти. Привыкшая к непрестанному хождению взад-вперед самой разношерстной публики, она не обратила на меня никакого внимания, как бы меня вообще и не было. Со своей стороны я не собирался спрашивать у нее, где живет Баду-сын. Молодой человек наверняка был уже сыт по горло всякими интервью для легавых и журналистов и дал соответствующие указания. Мне полагалось найти другие источники информации, минуя консьержку. Это было вполне возможно, и подходящий случай вскоре представился в лице бледноватого шестнадцатилетнего разбитного с виду паренька с всклокоченной шевелюрой, который осторожно, словно священные сосуды, перевозил картонные коробки из одного склада в другой. В один из рейсов я задержал его в углу двора вне поля зрения консьержки, влипшей в свой роман.

– Здорово, Тото,– сказал я.

Он остановился, посмотрел на меня и переместил из одного угла рта в другой пожелтевший окурок, который сосал. Это был чисто выполненный номер, имитирующий героя одного кинофильма.

– Меня зовут Деде,– сказал он.

– Ну хорошо, Деде, если я тебе сейчас дам совсем свежую сигарету, что ты сделаешь с этим окурком?

– Я положу его в карман на черный день.

– На, держи, сынок.

Я дал ему одну «голуазу». Он положил окурок в карман своей блузы, как и было обещано, и сунул «голуазу» в рот. Я ее ему зажег.

– А как насчет ста франков? Если я дам тебе сто франков? Что ты сделаешь?

– Я не знаю, что с ними сделаю, но возьму во всяком случае. Если только…

Он оглядел меня с головы до пят.

– Не-е,– протянул он,– похоже, это не ваш жанр…

И засмеялся тяжелым, нездоровым смехом.

– А что мне надо будет сделать за эти сто франков?

– Сказать, где здесь проживает один из жильцов. Я не вижу его имени. Морис Баду. Это парень, который обнаружил жмурика. Кабироля, если ты в курсе.

– Я читаю газеты, месье.