Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

Света непременно пошла бы знакомиться с гениальным профессором Соколянским, но тут калитка ограждения распахнулась и за ней показались Коля и Морской. Да такие встревоженные, что мысли о милом чаепитии с Антониной Кулиш улетучились из Светиной головы вместе с остатками идей писать про библиотеку.

— Что случилось? — хором спросили друг дружку Света и Коля, и тут же оба ответили: — Я тут по делу, а ты зачем? Вот это совпадение!

Как всегда в подобные моменты, ощущая, насколько сходятся у них и мысли, и помыслы, и вот, даже маршруты, супруги обнялись, радостно улыбаясь.

— Поразительное единодушие, — недовольно фыркнул Морской. — Но, кажется, у нас есть занятия куда поважнее, чем эта ваша любовь-морковь…

Света хотела было возмутиться и даже ввернуть что-нибудь едкое, мол, отсутствие Ирины явно плохо влияет на поведение и характер товарища Морского, но Коля отстранился и принял сторону журналиста:

— Да-да, сейчас не время, — сказал он и ошарашил ее неожиданным: — У нас убийство. И нам срочно нужно побывать в одной квартире этого дома.

Ничего не понимая, но и не задавая лишних вопросов, настороженная Света проследовала за Колей и Морским в обход дома и, поднявшись на второй этаж, подошла к уже знакомой ей двери Эльзы Триоле. На этот раз на цепочку никто не запирался, дверь вообще была приоткрыта. Морской решительно шагнул в комнату, оставив друзей в тени коридора.

— Как хорошо, что вы пришли! — Эльза Юрьевна вскочила из-за печатной машинки и кинулась к Морскому.

— Дверь была… — начал объясняться он.

— Я знаю. Душно, потому не закрываем. Чтобы наколдовать сквозняк, как говорит моя мадам Бувье. Послушайте, мне срочно нужен «Капитал» Маркса. Свой я куда-то задевала. Сможете раздобыть? Я спросила одного соседа, что прогуливался тут под балконом, он сказал, что посмотрит, и что-то долго не идет. Думаете, просто проходил мимо? Нет-нет, не проходимец. Он точно из соседей. Я слышала его голос раньше, а сейчас узнала, когда он переговаривался с дворником. Он единственный в этом доме говорит на русском, а не на украинском.

— Владимир Юрезанский! — догадался Морской. — Уверен, придет! — Он не смог сдержать улыбки, представляя, как добрый, рассеянный и много лет уже холостой Владимир Тимофеевич долго приводит себя в порядок перед зеркалом, достает с верхней полки «Капитал», сдувает многолетнюю пыль, бережно обнимает книгу, бросает последний взгляд в зеркало и решительно направляется в соседний подъезд к очаровательной незнакомке… Как раз в этот момент на лестничной площадке кто-то завозился, а вслед за тем смущающаяся Света вошла в комнату, протягивая хозяйке «Капитал».

— Вам просили передать. Только входить гражданину Коля не позволил, у нас ведь экскурсия для своих, а не проходной двор. А я, Эльза Юрьевна, вернулась, потому что этих товарищей хорошо знаю, за одним из них я даже замужем… В общем, можно я с вами на экскурсию тоже пойду? — И тут же, без перехода, не дав хозяйке даже удивиться, спросила: — А зачем вам «Капитал»?

— Перевожу завтрашнюю речь Арагоши, хочу сверить мысли. Мы члены французской коммунистической партии, она нам даже квартиру оплачивает с недавних пор. Мы не имеем права ошибиться в цитатах. — Тут Эльза Юрьевна явно испугалась, что будет понята неверно, и пояснила: — Не думайте плохого! Арагоша часто пишет речи сам. Просто сейчас — как это у вас говорят — забот невпроворот. Он только что пришел с одной встречи и уже заперся в кабинете с Гавриловским, чтобы готовиться к следующей.

— Ой! — Тут Света с ужасом глянула на шею Эльзы Юрьевны. — Это у вас телефонный провод?

— Да-да, — ослепительно сверкнула глазами хозяйка. — Мой конек: ожерелье из всевозможных удивительных вещей. Когда Арагоша еще не был так знаменит, мои ожерелья служили нашим единственным средством к существованию. Я делала их из всего, что попадается под руку, — даже из наконечников от клизм, представляете? — а Арагоша собственноручно продавал их. Сначала просто знакомым, потом в салоны, потом в Дома мод. Не реши я стать писателем, непременно стала бы работать над ожерельями. Интересно и очень прибыльно.

— То есть… вы… Вы обрезали телефонный провод? — наконец осознал, о чем они говорят, Морской. — Не удивительно, что я не смог до вас дозвониться и пришел без предупреждения…

— Аппарат починят, а приступ вдохновения, как сказала моя мадам Бувье, мог «сбежать со всех ног». — Эльза Юрьевна привстала и бросила взгляд на свою печатную машинку. — Кстати, подскажите, пожалуйста, слово, я совсем его потеряла… Бранное слово для полицейских. У нас в Париже говорят «корова», а у вас?

— Хм… фараон? — наугад выпалила Света.

— Точно! — обрадовалась она. — Как я могла забыть! Я ведь прекрасно знала это еще со времен русской юности! Так вот! — Оказалось, что слово ей нужно вовсе не для работы. — Почему ваш фараон топчется в дверях и не заходит? О! Я ведь не дурочка. Кто еще сопровождает экскурсовода на прогулке с иностранцами? И кто еще может так легко выпроводить соседа с книжкой Маркса… — Эльза Юрьевна громко рассмеялась. — Да заходите же! Я ничего против не имею. У всех своя работа.

Но едва Коля зашел в комнату, хозяйка вдруг побледнела и, прижав руки к лицу, издала громкий вздох:

— Призрак! Ну точно призрак!

— Свят-свят-свят! — заворочался в кресле так и не сменивший местоположение поэт Шанье. — Луи! Андре! Скорее сюда, тут вам не кто-нибудь, а сам Маяковский!

Через мгновение на пороге кабинета появились двое всклокоченных мужчин в непривычно светлых костюмах. У одного — того, что выше, тоньше и бледнее, — вместо галстука была повязана старомодная бабочка. «Который Арагон? Наверное, тот, что в галстуке. Он ведь прогрессивный и коммунист», — подумала Света, не сумевшая найти сходства с газетными снимками знаменитого поэта ни у одного из вошедших. Она одновременно и смущалась от внезапной встречи с мировой знаменитостью, и старалась быть побойчее, чтобы не выглядеть слишком заискивающей перед иностранцами. Впрочем, до Светиного поведения сейчас никому не было дела. Внимание было приковано к недовольно гримасничающему Коле.

— Похож! — Нет, не похож! — Кроме стрижки и роста — ничего общего! — Похож — только на Володю лысенького, а на Володю с пробором уже совсем не похож. — Один в один, но не он! — спорили иностранцы. Ситуация усугублялась еще и тем, что бóльшую часть реплик все они говорили на французском языке, а аккуратный подтянутый и серьезный Андре Гавриловский — когда Эльза Юрьевна представила присутствующих, оказалось, что с галстуком был все же переводчик, — деловито перебрасывая незажженную сигарету то в один, то в другой кончик рта, то ли высказывал собственное мнение, то ли — с точной интонацией и особенностью характера говорящего — переводил слова других на русский.