Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Я вас провожу, — вызвался Гуд.

Мэтью попрощался с Мэй и в сопровождении старика вышел из дома. По пути обратно к конюшне Гуд, державший руки в карманах коричневых бриджей, тихо сказал:

— Мэй вбила себе в голову, что нам надо бежать во Флориду. Мол, возьмем эти монеты, золотую и серебряную, и однажды ночью сбежим. Пусть себе думает, если ей от этого легче. Но мы с ней давно уже не в том возрасте, чтобы бегать. — Он взглянул на грязную дорогу под ногами. — Я ведь попал в рабство еще мальчишкой. Моим первым хозяином был масса Каллох, в Виргинии. Я видел, как распродали восьмерых детей. Видел, как запороли до смерти моего брата за то, что он пнул собаку белого человека. Видел, как выжигали клеймо на спине моей маленькой дочери, а она умоляла меня их остановить. Вот почему я играю на скрипке, которую дал мне масса Бидвелл, — только так я могу заглушить ее голос в моей голове.

— Извини, — вымолвил Мэтью.

— За что? Разве это вы ее клеймили? Да я и не жду никаких извинений. Я лишь говорю, что моей старухе нужно мечтать о побеге во Флориду так же, как мне нужно играть на скрипке. Как любому человеку нужна какая-то причина, чтобы жить дальше. Такие вот дела… сэр, — добавил он в последний момент, вспоминая свое место.

Когда они достигли конюшни, Мэтью заметил, что старый раб замедляет шаг. Похоже, он хотел что-то добавить, но еще не сформулировал свою мысль. Но вот Гуд прочистил горло и сказал, опасливо понижая голос:

— Я не верю, что миссис Ховарт ведьма, сэр, но все же в наших краях творятся очень нехорошие вещи.

— Не могу не согласиться.

— Вы не знаете и половины, сэр. — Гуд остановился, и Мэтью поступил так же. — Я говорю о человеке, который иногда появляется из болота в самый темный час ночи.

Мэтью сразу вспомнилась фигура, которую он видел в невольничьем квартале во время ночной грозы.

— Какой человек? Кто он?

— Я не видел его лица. Однажды посреди ночи заволновались лошади, и я пошел их успокоить. А на обратном пути вижу: какой-то мужчина идет в сторону болота. В руке фонарь, но незажженный. Резво так идет, словно спешит куда-то. Чую, дело нечисто, ну я и пошел за ним. А он прошмыгнул мимо дозорного и дальше лесочком. — Гуд кивком указал в сторону сосен. — Человек, которого масса Бидвелл поставил сторожить, плохо несет службу. Мне пришлось будить его на рассвете.

— А мужчина, который шел в сторону болота? — сказал Мэтью, весьма заинтригованный. — Ты выяснил, с какой целью?

— Скажу вам так, сэр: никто с хорошей целью в те места не сунется. Туда ездят только подводы с дерьмом из выгребных ям. Да и опасно там — того и гляди сгинешь в топи. Но тот мужчина шел прямиком в ту сторону. Я за ним следил, держась поодаль, но по болоту ходить тяжело. Пришлось мне повернуть обратно, так и не узнав, что ему там было нужно.

— Когда это случилось?

— Да уж… месяца три-четыре прошло. Но потом я видел его снова, примерно неделю назад.

— И он опять пришел со стороны болота?

— Я видел, как он туда возвращался. Мы вдвоем с Эрлибоем его видели — чуть не столкнулись с ним, выворачивая из-за угла. Накануне Булхед — это муж Джинджер — где-то раздобыл колоду карт. Мы сели играть у него дома и проторчали там полночи, потому и оказались на улице в самый глухой час. Мы видели того мужчину только со спины, а он нас не заприметил. В этот раз он, кроме погашенного фонаря, нес еще и ведро.

— Ведро… — повторил Мэтью.

— Да, сэр. Должно быть, с плотной крышкой. Потому что оно сильно качалось при ходьбе, но ничего оттуда не пролилось.

Мэтью кивнул, припоминая, что также видел в руке ночного бродяги какой-то предмет, который вполне мог быть ведром.

— Эрлибой здорово струхнул, — продолжил Гуд. — Он спросил у меня, не Дьявол ли это, но я сказал ему, что это всего лишь человек. — Старик приподнял густые белые брови. — Я был прав, сэр?

Мэтью подумал над этим и после паузы молвил:

— Да, похоже, ты прав. Хотя в нем может быть и что-то дьявольское.

— Как и в любом человеке, рожденном под солнцем, — рассудил Гуд. — Ума не приложу, зачем кому-то понадобилось ходить в ту болотную пустошь, да еще среди ночи. Там же ничего нет вообще.

— Выходит, все же есть что-то для него ценное. И это «невесть что» можно переносить в ведре.

Мэтью оглянулся на сторожевую вышку. Дозорный все так же держал ноги на перекладине и, казалось, дремал даже в этот час дня. Если кто-то захочет незаметно пройти там ночью, это будет несложно, особенно с погашенным фонарем. Но довольно об этом, сейчас ему нужнее всего сытный завтрак и горячая ванна, чтобы смыть тюремную грязь.

— Еще раз спасибо за бальзам, — сказал он Гуду.

— Да, сэр, был рад услужить. Удачи вам.

— И тебе тоже.

Мэтью развернулся и пошел по улице Мира, оставляя позади невольничий квартал. Теперь у него было больше пищи для размышлений, но еще меньше времени для того, чтобы разложить все по полочкам. Было такое чувство, что некто — возможно, действуя не в одиночку, — сплел хитроумную паутину из кровавых преступлений и лжи в этом страждущем, погрязшем в предрассудках городке, приложив невероятные усилия к тому, чтобы изобразить Рейчел Ховарт приспешницей Сатаны. Но с какой целью? Зачем кому-то тратить столько сил, фабрикуя против нее обвинение в ведьмовстве? Мэтью не видел в этом никакого смысла.

Однако смысл — неясно какой и для кого — во всем этом несомненно был.

И теперь ему предстояло в полной мере задействовать разум и интуицию, чтобы докопаться до сути происходящего, потому что если этого не сделать — и как можно скорее, — ему останется лишь попрощаться с Рейчел на горящем костре.

Так кто же этот человек с незажженным фонарем и ведром, по ночам уходящий вглубь заболоченной пустоши? Почему испанская золотая монета очутилась в желудке черепахи? И вдобавок еще вопрос Гуда: «Как оно вышло, что здешний Сатана не говорит по-немецки или по-голландски, да и нам, черным, не показывается вовсе?»

Новые загадки внутри большой тайны, подумал Мэтью. Чтобы распутать этот клубок, нужен заступник намного более сильный, чем он, — но никого другого у Рейчел нет. А если не он, то кто же еще? Здесь ответ как раз очевиден: никто.

Теплая ванна, приготовленная для него в каморке рядом с кухней, была скорее прохладной, а в процессе бритья он порезал подбородок, но после всех процедур, облачаясь в чистую одежду, Мэтью ощутил себя посвежевшим и бодрым. Он позавтракал яичницей с колбасой и солониной, выпил две чашки чая, сдобрив его хорошим глотком рома, и решил проведать Вудворда, благо утро было уже в самом разгаре. На его стук никто не откликнулся, однако дверь была не заперта. Заглянув в комнату, Мэтью увидел спящего судью с коробкой документов под боком. Очевидно, он приступил к чтению протоколов — несколько листов лежали россыпью под его правой рукой, — но общая слабость взяла свое. Мэтью тихо подошел к кровати и вгляделся в изжелта-бледное лицо больного.