Владимир Корнев - Последний иерофант. Роман начала века о его конце

Пройдя через эту обагренную кровью веков экспозицию, анфиладу из доброго десятка разной величины и отделки комнат, полицейский полковник и адвокат частной практики оказались в просторном кабинете, доступном лишь избранным коллегам из полицейского ведомства, которым было поручено разработать и привести в действие чрезвычайный план по выявлению и обезвреживанию всех антигосударственных сил, дерзко посягающих на общественные устои Российской Империи и творящих невиданные гекатомбы, да нескольким сверхсекретным сотрудникам-филерам, поставщикам свежей информации, ротмистра Тайного Его Императорского Величества корпуса жандармов Семенова.

Хозяин сидел за массивным письменным столом, казалось бы, вросшим в наборный паркет своими четырьмя точеными ножками-колоннами, одновременно посасывая мундштук ароматного кальяна, перелистывая какой-то фолиант в тисненом переплете черной кожи и то и дело поглядывая, как звонко играют голубовато-алые угли в жарко натопленном камине. Это был господин лет сорока (впрочем, можно было бы сказать и иначе — выглядевший лет на сорок) с пышными холеными усами, выдававшими в нем бывшего бравого лейб-егеря, одетый, однако, сугубо по-домашнему — в стеганый шлафрок, [126] Шлафрок (нем. Schlafrock) — домашний халат. просторные шелковые панталоны и мягкие пантофли. [127] Пантофли (нем. Pantoffel) — мягкие домашние туфли.

Глава петербургского сыска сразу взял с места в карьер:

— Константин Викторович, я, знаете, без дежурных формальностей — прямо к сути дела. У меня, как вам уже известно, наконец-то появились важнейшие документы, имеющие прямое отношение к курируемой вами операции. Просто клад! Сенсационные документы, доказывающие ритуальную подоплеку пресловутых массовых захоронений и изобличающие тайную антигосударственную деятельность масонских лож в поистине катастрофических масштабах и…

— Так вот вы о чем, господин Шведов, — жандармский куратор довольно небрежно перебил старшего по званию, который, впрочем, был назначен ему в подчинение высшей властью, и пользуясь традиционной куда большей фактической значимостью званий в жандармерии над чинами в обычной полиции. — Да-да-да… Ох уж эти мне вольные каменщики! Вы не поверите, Алекс… — он запнулся, щелкая пальцами в воздухе, словно из пустоты можно было добыть позабытое имя собеседника.

В это время камердинер успел внести в кабинет парадный мундир ротмистра и тут же удалился.

— Алексей Карлович, — напомнил полковник не без обиды в тоне.

— Да, да! Конечно — Алексей Карлович. Видите, как занят, даже не мог вспомнить, как вас звать-величать. И поверьте — голова идет кругом все из-за того же вопроса. Через мои каналы я за последнее время уже не мало узнал об их деятельности против священных, незыблемых устоев Империи, и тоже напал на след… А что это, простите, за господин с вами — разве он введен в курс нашего секретного плана и с ним можно быть откровенным?

— Безусловно, — решительно кивнул Шведов. — Имею честь представить: господин Думанский, известный адвокат. Я давно счел нужным посвятить его в наши дела, и, знаете, нисколько не прогадал, ведь получение в наши руки части масонского архива, о коей идет речь, — его единоличная заслуга.

Семенов внимательно посмотрел на Викентия Алексеевича и, как показалось последнему, с некоторым удивлением переспросил:

— Вы Думанский? — Семенов встал, причем на лице его изобразилась мучительная гримаса недоверия. — Честно говоря, то, что мне про вас рассказал Алексей Карлович, не укладывается ни в какие разумные рамки… Такое может только в сказках происходить! Не знай я давно господина Шведова, ни за что бы в это не поверил, но если вы действительно тот самый адвокат Думанский, то, признаюсь, я наслышан о выигранных вами процессах, вот только не было времени лично засвидетельствовать свое почтение.

— Зато теперь мы знакомы лично, — заметил адвокат, добавив: — Я очень рад, что наконец-то могу вас видеть, Константин Викторович! Я ведь в конце декабря отправлял вам письмо, в котором уже была тревожная информация о масонских происках. После не смог наладить с вами связь из-за непредвиденных обстоятельств, в которые попал, а письмо, вероятно, затерялось в дороге.

— Отнюдь нет, — ротмистр улыбнулся. — Мы, знаете, любим поругать почтовое ведомство за недобросовестность и нерасторопность, а выходит, что зря. Я получил ваш сигнал в срок и принял к сведению. Тайная полиция Его Императорского Величества всегда начеку!

— Значит, я ошибался, полагая, что вы ничего не знаете?! — с радостью воскликнул Викентий Алексеевич. — Вы тоже наверняка вышли на след князя Мансурова?

— Само собой разумеется. Я сразу отдал соответствующие указания, и была установлена слежка по сообщенному вами адресу. С самим Мансуровым лично не знаком, но с того момента, когда выяснилось, что речь идет о его новом особняке, мы с этой подозрительной персоны не спускаем глаз, хотя мало что выяснили…

Тут оживился Шведов:

— Как же, Константин Викторович! Ведь там, ну совсем рядом — на Семеновском мосту! — несколько дней назад был жестокий налет на карету. С масштабными последствиями и гибелью обер-прокурора…

— Ничего странного, господин Шведов. По одной версии, террористический акт анархистов, а по другой, между прочим, — дело по вашей части, банальная уголовщина, организованный разбой. Мансуров — этот то ли князь, то ли граф — конечно, фигура подозрительная, но право же: ночной налет случайно произошел рядом с его домом и к масонской или какой-либо другой антигосударственной деятельности не имеет никакого отношения. Тем более что здесь как-никак убит сам обер-прокурор столицы, Государь в негодовании требует срочно поймать преступников…

Думанский удивленно покосился на Шведова. Ротмистр захлопнул книгу, которой был так увлечен до прихода гостей, и, раздраженно бросив ее на стол, скрестив на груди руки, заходил по своему роскошному кабинету.

— Мы продолжаем следить за Мансуровым, скажу вам больше: он у нас почти на крючке, но это дело тонкое, боимся спугнуть… Была б моя воля! Я, господа, патриот, как вам известно, в прошлом боевой офицер, мне до сих пор трудно привыкнуть к миндальничанью со всякой сволочью, посмевшей замахнуться на вековые устои православия и самодержавия. По мне, так к какому знатному роду ни принадлежи этот Мансуров-Лестман, хоть сейчас и его, и братьев его масонов… — Семенов сделал выразительный жест, демонстрирующий, как веревка палача обвивается вокруг шеи и затягивается петлей. — Но я даже в данной ситуации по закону обязан соблюсти все юридические формальности, найти непосредственный предлог, чтобы провести обыск. К тому же для обыска частного жилища необходим ордер, а для ордера веские основания, серьезные обвинения, доказательства, в конце концов…