Марина Крамер - Три тысячи километров над уровнем неба

Наверное, он был прав, этот смешной толстячок в тяжелых ботинках…

Мы пришли в кафе и едва отыскали папу, забравшегося в самый темный угол, и заказали кофе. Пан Матей принялся рассказывать отцу о том, что произошло, а я, чтобы хоть как-то переключиться, полезла в электронную почту и там обнаружила письмо с неизвестного адреса. Вздрогнув, я его открыла – оно оказалось от Антона.

«Наташка, – писал Антон, – прости меня. У меня не было другого выхода. Я сейчас иду на встречу с одним человеком, и если не вернусь, то это письмо тебе отправит портье моего отеля, а ты непременно покажи его полицейским. Человека зовут Станислав Ежель, он не чех, русский, живет здесь, и я должен был отдать ему часть денег. Но если удастся его одурачить, то буду богат и свободен. Если нет – мертв и по-прежнему беден. Но ты сможешь забрать все себе. Желаю тебе счастья, Наташка, пусть эти деньги компенсируют то, что я причинил тебе. Антон».

Я уронила телефон на стол и в ужасе уставилась на папу и адвоката. Те отставили чашки и в ответ воззрились на меня.

– Я поняла… – прошептала я, – я все поняла… Он взял в долю представителя той фирмы, что перевела деньги. А потом решил не делиться, перевел всю сумму со своего счета на папин, надеялся отовраться как-то, сказать, что деньги случайно ушли на другой счет – поди найди сразу… а за это время он бы успел уехать и из Чехии тоже. Какой же он дурак…

Я опустила голову на скрещенные руки и заплакала. Адвокат осторожно взял телефон и посмотрел на текст письма, протянул папе, чтобы тот перевел. Отец нацепил очки и забормотал вполголоса, а я все плакала и никак не могла остановиться. Деньги Антона мне не нужны – это очевидно. И я прямо сейчас с этим письмом вернусь к следователю и все ему объясню.

Решительно стерев с глаз слезы, я отобрала у слегка опешившего отца телефон и попросила пана Матея пойти со мной назад, в отделение полиции. Тот, уловив смысл письма, закивал головой:

– Это верное решение, Натали. Чужие деньги никому не приносят счастья. Тем более те, на которых кровь.

Оставшиеся четыре дня я провела с легким сердцем и совершенно чистой совестью. Мне уже не жаль было Антона, так глупо погибшего из-за денег, которые он даже не успел подержать в руках, и уж совершенно точно не жаль было той астрономической суммы, которую мы с помощью банка вернули на счет одураченной Антоном и его подельником Станиславом фирмы. О том, что случится с Ежелем дальше, я знать не хотела – к чему?

Все свободное время мы проводили с Олегом и его учениками или просто вдвоем. Они улетали на два дня раньше меня, и я старалась как можно больше показать ребятам. Погода, к счастью, установилась довольно теплая, гулять было приятно, всюду чувствовалось весеннее настроение, а в центре Праги готовились к большим гуляниям по случаю Пасхи – даже деревья были украшены пасхальными лентами и фигурками цыплят и зайчиков.

Когда Олег и его ученики улетели, я немного загрустила – все-таки веселые парни не давали мне скучать. Но это быстро прошло – папа с лихвой компенсировал мне отсутствие компании. В день отлета мы с самого утра отправились-таки в его любимый ресторанчик «У Бронцу» и заказали мясное ассорти, которым папа поразил меня в день прилета. Скажу честно – приготовленное поваром ничем не отличалось от отцовского…

В Шереметьеве мы приземлились почти в восемь вечера, и, забрав с транспортера свой чемодан, я направилась к выходу. Первое, за что зацепился взгляд, был огромный букет альстромерий белого и красного оттенков – я их очень люблю, потому сразу и заметила. Но когда из-за букета выглянул Олег, моему удивлению не было предела:

– Как… как ты догадался?

– Не догадался. Ты сама говорила, что любишь их. Пришлось название украдкой в телефон забить – боялся, что не выговорю.

Он протянул мне букет и взял чемодан тем жестом, каким это обычно делают близкие люди.

– Мадемуазель, карета ждет на стоянке. Или у чехов правильнее – пани?

Я рассмеялась:

– Это не важно. Я очень рада, что ты меня встретил.

– Ну, я же не мог не встретить женщину, с которой нахожу трупы вместо подснежников, правда? – Он подставил мне согнутую в локте руку. – Держись, а то скользко. Вчера было тепло, а сегодня вдруг подморозило, каток вокруг.

Мы направились к парковке, и я вдруг сказала:

– Я приглашаю тебя в гости. Хочу кое с кем познакомить.

– С кем? – спросил Олег, и я почувствовала волнение в его голосе.

– С Филимоном.

– Странное имя.

– Чего это? Вполне нормальное – для хорька-то, – серьезно сказала я, поняв, что он подумал о ребенке, и долго хохотала, глядя, как Олег растерянно хлопает глазами.

Фильку мы забрали от Лены, где он жил во время моего отъезда. Подруга-ветврач соглашалась нянчить хорька охотнее, чем моя мама. Сидя в переноске, Филимон недовольно сопел и фыркал, принюхиваясь к незнакомому запаху машины и чужого человека. Дома же, обежав с инспекцией каждый угол и делая вид, что Олега не замечает, он вдруг по-хозяйски забрался в карман его брошенной на пол сумки и смешно торчал оттуда, пофыркивая.

– Это высшая степень доверия, между прочим, – сообщила я, включая чайник.

Олег вернулся в прихожую и сел на корточки рядом с сумкой. Странное дело – мой дикий Филимон, не признававший чужих и сразу убегавший в свой домик, вытянулся в струнку и пристально смотрел ему в глаза. Олег протянул руку и погладил зверька по голове. Филька выкатился из сумки и проворно забрался к нему на колени.

– Я в шоке, – сообщила я из кухни, – такого он не проделывал ни с кем, даже с мамой.

Олег пришел в кухню, держа Фильку на руках, а тот скроил такую умильную морду, что сомнений не оставалось – гость ему понравился.

За чаем я вдруг спросила:

– Скажи, ты считаешь меня глупой, потому что я вернула деньги? Ведь Антон оставил их мне.

Олег серьезно посмотрел на меня и сказал, поглаживая прикорнувшего на его коленях хорька:

– Я считаю тебя порядочной и честной. А деньги заработаем свои.

У меня радостно забилось сердце. В открытую форточку вдруг повеяло свежим мартовским ветром, тающим снегом и приближающимися теплыми днями.

А меня впереди ждала совершенно новая жизнь.