Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов

А девушка упоенно продолжала свое повествование:

– Если допустить, что Настя и Женя в сговоре, все – абсолютно все! – детали вставали на свои места. Пазл собирался полностью, без остатка. Появилось объяснение многим фактам. И почему Евгении подарили роскошные серьги, а она их не надела на новогоднюю вечеринку. И почему Вадим лежал на кровати весь голый. И почему Саня видел в день убийства человека, наряженного в Петины вещи… И чашка в раковине, и открытая форточка в ванной, и запотевшее зеркало… Все срослось!

Леся остановилась, явно ожидая комментария с моей стороны.

– Молодец, Леська, ты просто гений, – сказал я почти на сто процентов искренне. – Из тебя вырастет блестящий сыщик. Точнее, уже вырос.

Девушка на глазах расцвела. Женщины век от века не меняются. Как и столетия назад, они по-прежнему падки на комплименты. Только сейчас они все чаще требуют, чтобы их хвалили не за то, как они выглядят, одеваются и готовят еду. Нынче приходится воспевать их деловые качества.

Сыщица доверчиво отхлебнула кофе и пробормотала по-русски: «Горячий, зараза!..» Девушка плыла. Взор с трудом фокусировался на одной точке. Однако она торопилась досказать историю своих интеллектуальных поисков до конца. Она явно была горда собой.

– История с самоубийством Пети тоже была какая-то т-темная, – Леся окончательно перешла на русский. – Г-главное, что никак не могли найти его тело. Я понимаю: глубокий снег, полтора метра, и речка не замерзла, но все равно – почему нет трупа? М-может, подумала я, он элементарно сбежал? И когда я взяла и просто-напросто сбросила на его телефон эсэмэску: мол, я знаю, кто на самом деле убийцы, поэтому очень прошу вас вернуться и жду в вашем коттедже завтра в два часа дня… И Петр мне позвонил! Представляешь, Ванечка, поверил, доверился и позвонил!..

Я не стал колоться, что слышал тот ее разговор – как раз когда она намылилась на свиданку с Боковым. И про Бокова тоже решил не спрашивать, хотя язык по-прежнему чесался, а девушка сейчас как раз была в том состоянии, что могла сказать правду.

Я попросил счет и оставил парню-официанту чаевые, которые, видимо, превзошли его самые смелые ожидания. Думаю, после таких чаевых он все-таки безошибочно опознал в нас русских. Никакие бельгийцы с голландцами червонец евриков прислуге не подарят. Парень кланялся нам, проводил до двери и приглашал захаживать почаще.

Когда мы выходили из ресторана, Леся покачнулась, и мне пришлось поддержать ее за талию. Дружеская поддержка кончилась страстным объятием и поцелуем. У меня тоже голова кружилась: от хорошей еды, от близости Леси и от того, что она была пьяна.

Я помог ей сесть в машину, завел мотор, и мы стали целоваться. На миг у меня возникло ощущение дежавю. Так же бурно мы целовались в той же самой машине с Женей.

Эх, Женя, Женя… Умом я все понимал: она меня ничуточки не любила и просто использовала. И вряд ли даже получала хоть какое-то удовольствие от поцелуев со мной. И наверняка имитировала страсть и оргазм – но… Забыть я ее все равно не мог. Ее помнили мои губы, руки, тело. И даже сердце.

Я попытался выкинуть погибшую из головы и сосредоточиться на Лесе – на ее более молодом, красивом и упругом теле. Мне это удалось. Поцелуи становились все неистовей. Аромат духов туманил мозг. Мои руки мяли ее тело. Дышать она стала прерывисто.

С улицы раздались пьяные возгласы и ржание. Я глянул одним глазом: компания русских вывалилась из ресторана и с гиканьем рассаживалась по машинам. Леся с силой оттолкнула меня. Я вернулся на свое кресло.

– Нечего здесь стоять… – прошептала она.

Мы сорвались с места и вихрем пролетели городок. Моя правая рука лежала на Лесиной коленке и пробиралась выше, под платье. Она хрипло смеялась:

– Крепче за баранку держись, шофер! – и пыталась, но не слишком настойчиво, избавиться от моей ладони.

Вскорости мы прибыли в наш медвежий угол: пустые заснеженные улицы среди дремучего леса, кое-где разбросаны коттеджи, нигде ни огонька.

Я заранее, еще днем, подготовился к вечеру.

Необитаемые коттеджи никто не охранял. Правда, сами дома, конечно, запирались, и мне не хотелось уподобляться отечественным бомжам, что лазят зимой по пустующим дачам. Да и полиция здесь, наверно, работает получше наших сельских участковых… Поэтому днем я наметил стоящий близ одного из коттеджей чум. Чум находился на расстоянии метров пятисот-семисот от наших домиков. Он был не заперт, им никто не пользовался по меньшей мере месяц. Днем я протоптал к нему тропинку в снегу.

Я лихо осадил «Хонду», выскочил из машины, распахнул пассажирскую дверцу и подхватил Лесю на руки. Она хохотала:

– Куда ты меня тащишь!.. Осторожней!.. Надорвешься!.. Я потеряю туфельки!..

Она была легка, почти невесома. По пути я даже ухитрился поцеловать ее:

– Ах ты, моя Золушка!

Призрак Жени наконец-то покинул меня.

В неотапливаемом чуме, конечно, было холодно. Зато на широких полатях, тянущихся полукругом вдоль стен, навалом лежали оленьи шкуры. В центре возвышался очаг. Днем я натаскал туда дров и приготовил жидкость для растопки.

Я бережно уложил Лесю на шкуры и бросил спичку в очаг.

– Раз-два-три, елочка, гори!

Огонь взметнулся чуть не до потолка. Пламя озарило раскрасневшееся лицо моей подруги. Затрещали дрова, и синий дым полетел к отверстию в центре крыши. Я опустился на полати рядом с Лесей и обнял ее. Потом мы залезли под шкуры, мягкие и сексуальные, и принялись исступленно целоваться. Довольно быстро, благодаря очагу, шкурам и страсти, нам стало жарко. Я принялся бережно, не спеша раздевать подругу…

…Потом мы лежали, голенькие, обнявшись, укрытые оленьим мехом. Отсветы костра плясали на Лесином лице. Она прошептала:

– Боже мой, как же прекрасно! Шкуры такие мяконькие-мяконькие, и огонь рядом!.. И совсем не холодно…

А я, честно говоря, не испытывал ничего, кроме законной гордости собой. Я все-таки добился своего. Практически впрыгнул в последний вагон. Нет, я, конечно, восхищался Лесиным телом: упругое, пропорциональное, молодое. И, безусловно, постарался сделать все, чтобы ей понравилось. И, похоже, преуспел. Ее последний, такой ненаигранный крик… Ее зубки, впившиеся мне в плечо… Я обнимал ее, и мне хотелось продолжить, и воспоминания о Жене совершенно выветрились из моей души и тела. Но все равно я должен был выяснить истину.

Момент благоприятствовал. Леся совершенно размякла. Она рисовала пальчиком узоры на моем плече. И тут я задал ей главный вопрос. Я надеялся, что сейчас, когда мы так близки, она не соврет мне.

– Скажи… – Разговор начистоту с трудом давался мне. – В тот последний день… Когда они обе погибли… Когда при всех Кууттанен сказал, что на теле Вадима нашли следы Жениных ДНК… Что он сказал на самом деле ?