Юрий Дольд-Михайлик - И один в поле воин

Боясь Бертгольда, Лемке не решался даже поделиться своими сомнениями с высшим начальством, и от этого его ненависть к Гольдрингу все возрастала. Бессилие вызывало озлобление.

Вот и сегодня снова пришлось припрятать обиду, уступить этому высокомерному барону. Лемке получил приказ всех бывших солдат итальянской армии, не вступивших в отряды добровольцев, немедленно вывезти в Германию, поскольку линия фронта в Италии продвинулась ближе к северу. Операцию надо было провести в течение одной ночи, тайно, чтобы о ней не узнало местное население, а тем паче партизаны. Понятно, вопрос об охране итальянских солдат при таком масштабе операции стоял особенно остро. И Лемке обратился к Гольдрингу с требованием передать в его распоряжение все наличные военные силы. Но Гольдринг по сути дела отказал, выделив начальнику службы СС только роту чернорубашечников.

— Мне самому предстоит провести сложную операцию, — пояснил он.

Лемке с негодованием вспоминает недопустимый, даже оскорбительный тон, в котором вёлся этот разговор. Нет, верно, придётся обратиться к самому Бертгольду… А может быть, стоит ещё раз попытаться договориться с этим Гольдрингом, поговорить откровенно, во весь голос?

Лемке подходит к прямому проводу, соединяющему его кабинет с кабинетом коменданта.

— Гауптман фон Гольдринг сейчас у синьора Лерро, — отвечает переводчица.

Лемке с досадой бросает трубку и нажимает на звонок.

— К вечеру собрать все сведения об итальянцах, работающих в комендатуре, и особенно о переводчице. Она раньше служила горничной в замке графа Рамони.

Дружба Гольдринга со стариком Лерро тоже раздражает Лемке. После недавней свадьбы, так печально окончившейся, Лемке дважды нанёс визит инженеру, но оба раза его приняли достаточно холодно. Собственно говоря, искать более близкого знакомства с Альфредо Лерро Лемке заставлял не личный интерес к особе инженера, а специальное предписание, хранившееся в сейфе начальника службы СС; в нём значилось, что Лерро надо всячески оберегать и ничем не волновать. Это предписание пришло из штабквартиры — значит инженер был важной персоной. И вот эта важная персона даже не вышла поздороваться с Лемке, когда тот нанёс второй визит и сидел в гостиной вместе с Кубисом и его женой. Для Гольдринга же дверь особняка всегда открыта, комендант там бывает чуть ли не каждый вечер. Откуда такая дружба между молодым офицером и старым инженером? Лемке звонит на квартиру Лерро и просит позвать барона фон Гольдринга.

— Что случилось? — голос коменданта звучит встревоженно.

— Ничего особенного. Но я хотел бы повидаться с вами сегодня по одному неотложному делу.

— Через полчаса я буду у себя! — коротко бросает Гольдринг.

«Даже не спросил, могу ли я в такое время прийти к нему!» — злится Лемке.

Но обстоятельства заставляют начальника службы СС проглотить обиду. Ровно через полчаса он уже в комендатуре.

Не здороваясь с сотрудниками, Лемке проходит через канцелярию и дёргает дверь приёмной, расположенной перед кабинетом коменданта. Она заперта.

— Одну минуточку, сейчас, — слышно, как в замке поворачивается ключ, и переводчица, отстранившись, пропускает Лемке в комнату.

Он проходит мимо неё, как мимо пустого места. Гольдринг уже пришёл от Лерро и в ожидании Лемке просматривает газеты.

— А наши войска в Арденнах здорово насели на англо-американцев! — восклицает Генрих вместо приветствия. — Читали сегодняшние газеты?

— Не успел. Слишком мною работы.

— Такие вещи нельзя пропускать. Их надо читать прежде всего. Они пробуждают энергию. Тем более, что последнее время нас не часто балуют приятными известиями.

— Думаю, что наши ФАУ-2 заставят Англию выйти из войны… Но я пришёл поговорить о вещах куда более близких, нежели события в Арденнах.

— Какие же события могут быть офицеру ближе? Конечно, события на фронте.

— Это игра слов, Гольдринг!

— Фон Гольдринг! — поправил Генрих.

— Фон Гольдринг, если вам так хочется… Но я пришёл не ссориться, а поговорить с вами, как офицер с офицером.

— Слушаю вас, герр Лемке.

— Мне кажется, что наши с вами отношения, барон, вредят службе.

— Моей нисколько!

— А моей вредят и очень. Я обращаюсь к вашему чувству ответственности перед фатерландом и фюрером. Мы переживаем слишком тяжёлое время, когда…

— Нельзя ли обойтись без проповеди? Я считаю вас квалифицированным офицером гестапо, но проповедник из вас плохой, герр Лемке.

Лемке прикусил губу от обиды.

— Герр фон Гольдринг, я последний раз советую вам опомниться и делаю последнюю попытку договориться. Если наша сегодняшняя беседа не принесёт результатов — я имею в виду положительные результаты, — я буду вынужден обратиться к начальству с жалобой на вас. Предупреждаю об этом честно.

— Это ваше право и обязанность. Но я хотел бы знать, чего вы от меня хотите?

— Согласованности в работе.

— Я тоже хочу этого!

— Не замечал. Ваша личная неприязнь ко мне, хотя я не знаю, что послужило поводом…

— Не знаете? Не прикидывайтесь ягнёнком!

— Меня удивляет ваш тон и непонятные намёки. Может быть, вы объясните в чём дело?

— Даже приведу вещественные доказательства.

Генрих вынул из кармана письмо, полученное от Лорхен неделю назад, и начал читать вслух:

«Не выдавай меня отцу — я тайком прочитала письмо, которое он прислал маме. Я бы не призналась тебе в этом, если б так не разволновалась. Меня начинает беспокоить эта графиня Мария-Луиза, в замке которой ты живёшь. Отцу пишут, что она молода и красива, тебя видят с нею на прогулках. Должно быть, из-за неё ты так долго не приезжаешь…»

— Как по вашему, Лемке, если б такое письмо я написал вашей жене, вы были бы очень признательны мне?

Лемке покраснел.

— Я писал об этом не вашей невесте, а генералу Бертгольду.

— И считаете это достойным офицера?

— Герр Бертгольд вменил мне это в обязанность.

— Итак, вы считаете, что писать доносы… Согласитесь, что иначе, как доносом, это не назовёшь! Ведь вы же знаете об отношениях между графиней и Штенгелем… Так вот, писать доносы…

— Герр Бертгольд, очевидно, неверно понял меня. По-своему расшифровал какую-то неосторожную строчку… И если это приводит к таким недоразумениям, даю слово офицера, что ни слова о вас…

— На слово офицера полагаюсь. Мне скрывать нечего, но слежку за каждым шагом я считаю оскорблением своего достоинства.

— Я вас отлично понимаю и повторяю…

— Ладно, будем считать, что по этому вопросу мы договорились. Теперь о другом… Так чего же вы от меня хотите?

— Полного согласования всех действий и взаимопомощи.

— Конкретно?

— Сегодня ночью я должен отправить батальон бывших итальянских солдат из Кастель ла Фонте в Иврею.