Дмитрий Вересов - Скитания ворона

– Четыре, говоришь? Чего четыре? – прервал он цыганский диалог.

Высокая вскинулась, пристально взглянула в глаза.

– Откуда по-нашему знаешь, голубо-глазый?

– Только счет знаю, девонька. До десяти.

– Ох, не прост ты, соколик, не прост. И ручка у тебя непростая… Дорожку видишь? – Она ткнула его в центр ладони. – А складочки поперек? Вот тебе и «четыре». На каждую по жене. Одна была, одна есть, две будут… Одна от Бога, одна от людей, одна от черта…

– А четвертая?

– Сам поймешь, как время подойдет…

– Ну-ну… Еще что-нибудь скажешь?

– Отчего не сказать, красавец, скажу… Кулачок левый сожми-ка. Покажи. Да не так, вот так.

Цыганка перевернула его кулак, посмотрела сверху на «улитку», образованную большим и указательным пальцами левой руки. Задумалась.

– Что? – Голос предательски дрогнул.

– Да оно… как лучше сказать-то… Вроде и беды много будет, да только каждая беда победой обернется. Не бойся ничего, яхонт мой, ангел сильный хранит тебя…

– Да точно ли ангел?

Вырвалось неожиданно, и тут же – чувственным коррелятом сверхчувственно-го! – резким щелчком померкло электричество, перескочив в призрачно-синеватую ночную фазу. Как и у всякого послания свыше, при всей наглядности проявления глубинный смысл допускал, мягко говоря, различные толкования.

– Да будет тьма! – Своей усмешкой Нил перевел мгновение в плоскость обыденного. Потянулся, встал. – Стало быть, пора на боковую… Счастливо вам! Не врите народу-то сильно.

– Мы и так не сильно, устаем по хозяйству, да и мужики наши – не мед. Порядок надо соблюдать…

Цыганки повалились вдвоем на полку, и сразу стало тихо, только сердце в такт колесам отстукивало – увидеть и умереть, увидеть и умереть. «Ну нет, такая музыка мне надоела», – подумал Нил и провалился в сон.

Корпус был прозрачен, как горный хрусталь, и Нил с сосредоточенным интересом наблюдал за перистальтикой празднично-ярких внутренностей гигантской стрекозы. Налюбовавшись, перевел взгляд чуть в сторону…

Далеко внизу сапфирами и хризопразом переливалось море, язычками ленивых волн нализывая полированный песок пляжа. Подставив апельсиновому солнцу морщинистые, покрытые редкой изумрудной растительностью щеки, отдыхали покатые скалы. На склонах, обращенных к суше, зеленый ковер был гуще и темнее, по мере удаления от моря он все больше обретал черты искусной рукотворности, окультуренности – английского «дикого» парка с желтыми дорожками, окаймленными живой изгородью. Переливчатая водяная взвесь над водопадом и хлопья пены внизу, черный периметр мраморной стены, а дальше – прихотливый ковер партеров, круговая радуга над трехъярусным фонтаном… И кремовый купол Занаду…

Вертолет бесшумно нарезал круги над пространством давней галлюцинации…

– На закате наша тюрьма особенно прекрасна. – Пилот повернул к Нилу глумливое лицо, ожидая реакции.

– Не кокетничайте цитатами, – брезгливо отозвался Нил. – Это не ваша тюрьма, кишка тонка. Ваша тюрьма – вшивый барак в замерзшем болоте, окруженном кособокими вышками. В бараке – голодные и злые зэки, на вышках – голодные и злые вертухаи…

– А здешний хозяин, хряк рогатый – это, конечно, само воплощение доброты…

– Не смешите меня, Асуров. И приберегите ваши сарказмы для вашей лагерной стенгазеты «Правда».

– Поаккуратней с местоимением «ваши», агент Боуи. Оно, знаете ли… притяжательное.

Хрустальный вертолет, резко взвыв, заложил крутой вираж. Нила подбросило, вынесло в пустоту, в последнее мгновение он повис на распахнувшейся прозрачной дверце. Внизу качнулись и понеслись навстречу острые скальные пики.

«Виском – да об край столика!» – пронеслось в голове, он выбросил вперед ноги, спружинил, стойком приземлился на пол купе и только тогда открыл глаза.

В мертвенном голубом свете похрапывали разметавшиеся цыганки, на столике ритмично вздрагивал стакан с недопитой самогонкой. Нил приложился.

– Хэк! – смачно выдохнул он. Малая комета прокатила по пищеводу, обдав теплым хвостом.

Нил набросил на плечи джинсовую куртку, тихо вышел в коридор. Долго курил, глядя на проносящиеся за окном огоньки. Подергав за шершавый рукав, мрачно усмехнулся:

– Агент Боуи к выполнению задания готов…

Проснулся Нил, когда в окошко вовсю било дневное солнышко, но открывать глаза еще не хотелось. «Надо бы еще поспать», – подумал он, но что-то странное вокруг, еще не понятое им, заставило включить мозг. Запах, услышанный им, был точно не цыганский.

– Ох, опять все не просто…

Нил посмотрел вниз и первое, что он увидел, было яблоко. Большое красное яблоко лежало на столике, оно окончательно и разбудило его. На всякий случай прощупал куртку, висящую на крючке у изголовья. Бумажник и документы были на месте.

Нил тихо спрыгнул вниз.

Ничего себе! На нижней полке спал ангел, просто ангел, такими он видел их во сне, в детстве. Она спала в такой детской открытости и беззащитности, что у него сразу защемило сердце. Руки над головой, длинные волосы разметались по подушке, одеяло не закрывало грудь и шею.

Нил разглядывал девушку с восторгом, забыв про все приличия. На какой-то миг ему показалась, что она вообще не дышит. Поезд резко дернулся, яблоко покатилось, Нил успел схватить его, но потерял равновесие и чуть не упал на девушку. Не упал, но разбудить – разбудил.

– Доброе утро, соседка! – почему-то шепотом произнес Нил.

– Salut, il est quelle heure? Prenez la pomme, allez! mangez la, j’en ai d’autres. Ah! excusez-moi, vous ne parlez surement pas franзais, je n’y ai pas pensи, je ne suis pas bien reveillиe! [1]

Нил вновь втянул ноздрями воздух и внезапно понял, отчего вскружил голову этот запах: «пуазон», несомненно, «пуазон»… Пузырек, которым так дорожила Линда, который долго еще стоял на полке в их мансарде после ее неожиданного исчезновения…

Милая соседка смотрела на него, щурясь со сна, ожидая ответа.

– Il est dиja dix heures. La pomme je n’en veux pas, je l’ai juste attrapи pour l’empecher de tomber. Je vais sortir, vous pourrez vous habiller. [2]

Нил взял полотенце и пакет. В коридоре почему-то никого не было. Нил быстро побрился и вышел в тамбур. Сигареты одной показалось мало. Мысли путались, но воспоминаниям места не было. Предчувствие счастья, какое-то подростковое волнение и азарт накрыли его, казалось, что с каждой минутой поезд несется все быстрее и быстрее.

Нил отворил дверь купе и ничего не понял. Девушка под звуки веселой музыки умывалась, а столик чудесным образом превратился в умывальник.

– Извините, я и не подозревал, что в купе есть удобства. Вот почему не было очереди на помывку.

– Заходи, я уже все, – откликнулась она.

– А как ты здесь оказалась? Я не слышал, как ты вошла.

– Да ночью меня проводник перевел. Соседка так храпела, что не заснуть. Вот проводник и сжалился, хотя с мужчиной ехать, говорит, опасно. Но я смелая, да и чего бояться… Он, правда, проследить обещал, если что…