Александр Смирнов - Чернокнижник

Кассирша наклонилась к милиционеру и почему-то тоже перешла на шёпот.

— Завтра нельзя, я вечером должна сдать кассу.

— Ну, тогда вечером.

— Хорошо, только не обманите, а то у меня неприятности будут.

После обеда настроение у подростка улучшилось, чего нельзя было сказать, про следователя. Он слушал любую болтовню подростка и больше не наседал на него.

— …вот я и толкую, — говорил Сапожников, — про Вовку я не могу сказать ничего, потому что я про него ещё не придумал.

— Так возьми и придумай, — вдруг предложил милиционер.

— Я так не могу. Мне нужна бумага и ручка.

На стол перед Петей легла толстая пачка бумаги.

— А вот тебе и ручка, — сказал следователь.

Петя вопросительно посмотрел на него.

— Ну, что ещё?

— А ещё нужно чтобы мне никто не мешал.

— Сколько тебе нужно времени?

— Часа два.

Милиционер посмотрел на часы и облегчённо вздохнул. Два часа было вполне достаточно, чтобы сгонять домой, взять деньги и рассчитаться с кассиршей.

— Я отведу тебя в соседнюю комнату, где ты всё подробно напишешь.

— Нет, мне здесь удобно.

— В таком случае я уйду на два часа, а тебя оставлю здесь.

Сапожников кивнул головой.

— Но мне придётся тебя закрыть на ключ, — добавил следователь.

— Это даже лучше. Меня хоть никто не будет отвлекать.

Расследуя дело о похищении ребёнка, Андрея Андреевича, что называется, заклинило. Действительно, мальчик нашёлся через два дня. Кроме звонка начальника лагеря в дежурную часть, никаких заявлений в милицию не поступало. Надо было просто закрыть это дело в связи с отсутствием события преступления. Какое же может быть преступление, если ребёнок зашёл ночью по малой нужде за кустик, испугался темноты и потерялся? Несчастный случай только и всего. Даже на несчастный не тянет — в конечном итоге ребёнок нашёлся. Следователя насторожило то, что мальчик нашёлся возле проходной лагеря, то есть за пять километров от места происшествия. Складывалось такое мнение, будто ребёнка подбросили. Пройти назад от палаток до лагеря он не мог, так как этот район прочёсывали местные военные, милиция и сотрудники лагеря. Ещё следователя поразило то, что ребёнок был чем-то очень сильно напуган. Конечно потерявшись ночью в лесу, любой ребёнок мог напугаться, но, во-первых, не такой уж Володя был и ребёнок — правильнее сказать подросток, а во-вторых, ночной лес не смог бы напугать до такой степени даже самого трусливого ребёнка, а мальчик был не робкого десятка, это следователь выяснил.

Стоило только Андрею Андреевичу задать мальчику вопрос о его похищении, как тот начинал бледнеть и трястись от страха. Для того чтобы разобраться в этом деле и не вспугнуть преступников, следователь стал изучать окружение потерпевшего. В школу он решил не обращаться из соображений конспирации. Всю необходимую информацию он получал из РОНО. Именно РОНО выяснило для следователя состав семьи мальчика и род занятий его родителей. Мать и отец Володи работали вместе на трикотажной фабрике. Отец был директором, а мать главным бухгалтером. Семейственность на государственном предприятии явно противоречила действующему законодательству. Чутьё следователя подсказывало, что именно в профессиональной деятельности родителей надо искать разгадку, но те, как назло, не давали никакой информации. Порою казалось, что они сами не хотят, чтобы нашли похитителей их сына. Одна надежда оставалась только на самого Володю, но он, как воды в рот набрал. Андрей Андреевич обращался даже к начальству, чтобы оно санкционировало наблюдение за родителями мальчика, но полковник вместо того, чтобы помочь, так отругал его, что больше следователь даже не помышлял об этом. Более того, с каждым днём следствие по этому делу приносило неприятностей всё больше и больше. Ни одного свидетеля, ни одного доказательства — будто сговорились все.

— Ты, дорогой либо закрывай дело, либо раскрывай его, — ворчал полковник. — Сам знаешь какая у нас напряжёнка. А тут ни события ни состава нет. Что ты возишься с ним?

— Вы предлагаете закрыть дело?

— Я тебе ничего не предлагаю. Оказывать давление на следователя я не хочу и не имею права, но и следователь должен понять…

Вот так всегда: давай, давай, а что конкретно — никто не скажет.

Андрей Андреевич помучался с этим делом, помаялся, и решил, не мудрствуя лукаво, закрыть его в связи с отсутствием события преступления. Он взял бланк постановления, занёс ручку, чтобы заполнить его, как зазвонил телефон.

— Алё, Андрей Андреевич? Это Николаев из районного отдела народного образования.

— Что там у вас?

— У нас по вашему делу свидетель нашёлся.

— То есть как свидетель?

— Приезжайте к нам, я вам такое покажу — волосы дыбом встанут!

Через тридцать минут следователь сидел в кабинете инспектора РОНО и читал сочинение Сапожникова.

— Сделаем так, — уже не просил, а командовал милиционер. — Вызываем немедленно вожатых, кроме русички, и разберемся с ними. После того, как получим от них показания, завтра утром вызовем эту Татьяну. Когда разберёмся с ней, займёмся вашим Сапожниковым.

— А причём тут мы? Вызывайте кого хотите.

— Я не хочу их в милицию таскать. Пусть все думают, что ничего не произошло.

— Вы из нас следователей хотите сделать?

— А вам понравится, если райком партии будет разбираться с моральным обликом ваших учителей?

— Мы сами с этим разберёмся.

— Значит договорились?

— Договорились, — недовольно сказал инспектор.

Перед тем, как начать разбираться со свидетелями, следователь ещё раз решил поговорить с потерпевшим.

— Ну, как Володя, ты больше ничего не вспомнил?

— Что вы ко мне пристали!? — вдруг закричал мальчик. — Я же вам говорил, что ничего не помню!

— Ну, хорошо, не помнишь и не надо. Успокойся только. Разберёмся и без тебя. Слава богу, свидетели нашлись.

При этих словах мальчик побелел.

— Какие свидетели? Никаких свидетелей не было.

— А говоришь, что ничего не помнишь.

Подросток затрясся и упал в обморок. Следователь пожалел, что решил поговорить с Володей. Приведя его в чувство, он выпросил у дежурного машину и отправил ребёнка домой.

Как только за ребёнком закрылась дверь дома, на него набросились мать с отцом.

— Зачем тебя вызывали? — дрожащим голосом спрашивал отец.

— Вовочка, только ради бога не говори им ничего! — умоляла мать.

— Да не сказал я им ничего. Я притворился, что потерял сознание.

— Ну и слава богу! — облегчённо вздохнули родители.

— Он сказал, что я ему не очень-то теперь нужен. У него свидетели есть.

— Какие свидетели? — забеспокоился отец.

— Там же никого не было, — всплеснула руками мать.

— Я говорю, что мне сказал следователь.