Полина Дашкова - Продажные твари

А назавтра к хозяйке приехал ее сын, здоровенный, с утра поддатый парень, который походя шлепнул Машу по попе и подмигнул:

— Привет, жиличка. Что вечером делаешь?

— Простите, — вежливо обратилась Маша к хозяйке, — ваш сын со всеми так здоровается?

— Гос-споди! — презрительно сощурилась хозяйка. — Да кому ты нужна? Кожа да кости.

Вечером к хозяйкиному сыну пришли в гости два друга, такие же здоровенные и поддатые. Сама хозяйка куда-то удалилась, сын с друзьями стали звать Машу присоединиться к их компании, несколько раз поднимались на второй этаж, барабанили в дверь.

— Эй, жиличка, выпей с нами! Выйди, поговорить надо!

Маша поняла, что теперь не сможет выйти из своей комнаты даже в туалет. «Ну за что мне все это? — устало думала она, слушая стуки в дверь и пьяные вопли. — Я сдала сессию на все пятерки, я заслужила нормальный, здоровый отдых. Неужели нельзя человека просто оставить в покое, не трогать, не замечать? Конечно, все в жизни относительно. Если подумать, что в Березках сейчас комары, и посуду надо мыть холодной водой, и негде даже искупаться в жару, старый барский пруд давно зарос тиной, а водохранилище слишком далеко и вода там грязная… В Березки к папе все время приезжают его аспиранты, надо каждый вечер пить чай во дворе и вести долгие умные разговоры, без конца хлопая злющих комаров. Безусловно, умные разговоры — это очень мило и интересно, но если хочется помолчать и побыть одной, то деться в Березках совершенно некуда — в домике две комнаты, кухонька-пристройка, участок крошечный. Не гонять же до поздней ночи на велосипеде! И вообще, какая бы жара ни стояла в Москве, стоит мне приехать на дачу, сразу начинаются дожди. А здесь все-таки море, солнце. Может, зря я так болезненно реагирую на липких придурков, на этих пьяных во дворе? Ну что, в самом деле, может мне угрожать? Ничего плохого со мной пока здесь не случилось. Так, мелкие гадости».

А на следующее утро дождь пошел здесь, в курортном городе. И кофе убежал. Пока Маша злилась на весь мир, оттирая тряпкой плиту, у нее за спиной возник похмельный и злой хозяйкин сын.

— Не уважаешь ты нас, жиличка, — выдохнул он ей в самое ухо, — смотри, здесь тебе не Москва.

— Всему же есть предел! — Генерал Фролов встал и заходил по кабинету. — Журналисты преспокойно шастают через границу на секретные военные базы террористов, берут у них восторженные интервью, потом рассказывают на всю страну о готовящихся террористических актах, а наши доблестные смежники узнают об этом последними, с телеэкрана и из газет. Бандиты, числящиеся в официальном розыске, преспокойно вещают о своих подвигах на всю страну, им дружно аплодируют. А теперь у нас еще будет губернатор области — чеченская марионетка. Этак вся Россия скоро станет мусульманской военной базой! Сколько там реальных кандидатов?

— Из девяти — четыре, считая теперешнего губернатора. Я подготовил материалы по трем наиболее вероятным фигурам. Но шансы у этих троих пока равны.

Маленький пухлый генерал бегал по кабинету, а высокий широкоплечий полковник Константинов сидел в кресле и смотрел на Фролова снизу вверх. Было три часа дня — самое жаркое время. Москва плавилась в лучах тяжелого солнца, воздух дрожал и слоился от жары и бензиновых испарений. В кабинете Фролова работал кондиционер, но все равно генерал без конца вытирал вспотевшую под тугим воротом летней форменной рубашки пухлую шею. Только что Константинов доложил ему о последних донесениях своих агентов с побережья. Просматривая сводку и слушая рассказ своего подчиненного, генерал недоумевал, почему такие важные сведения доходят до них с такой задержкой, всего за десять дней до выборов. Либо эти сведения не столь серьезны, как кажется, либо они слишком серьезны и кто-то заинтересован, чтобы полковник ГРУ Константинов, а стало быть, и он, генерал ГРУ Фролов, узнали о них как можно позже.

— А почему ты думаешь, — спросил Фролов, усаживаясь наконец в кресло, за свой огромный, уставленный телефонами и заваленный бумагами стол, — почему ты думаешь, что на выборах победит именно чеченская марионетка, а не армянская, например?

— Чеченцы денег на ветер не бросают, — пожал плечами полковник.

Сквозь щель в опущенных жалюзи ударил солнечный луч. Ослепительно сверкнула большая медная бляха на одном из телефонных аппаратов. Пожилая уборщица каждый день надраивала до блеска зубным порошком герб бывшего Советского Союза на черном, образца семидесятых, аппарате правительственной связи. Солнечный зайчик ударил генералу в глаза, он поморщился, встал и поправил жалюзи, плотно прикрыв щель.

— Жара, — сказал он, возвращаясь к столу и вновь вытирая шею огромным носовым платком, — в Москве дышать нечем. Ты своих уже отправил куда-нибудь?

— Жена и сын с невесткой на Кипре.

— Вместе? — вскинул кустистые брови генерал. — Как у твоей-то Любы отношения с молодой невесткой? Сложились?

— Ну, раз отдыхать поехали вместе, значит, сложились, — равнодушно кивнул полковник.

— А моя благоверная с Ольгиным мужем ну никак не может смириться. Все ей плохо. Ольга мне недавно говорит: «Никогда не думала, что наша мама станет такой классической злющей тещей». И правда, дочь замужем уже семь лет, внуков двое, а Николавне моей все неймется.

— Ревнует, наверное, — сочувственно вздохнул Константинов, — так бывает. Пришел чужой парень и увел единственную любимую дочку из семьи. Это проблема древняя, как мир. Теща-зять, свекровь — невестка.

— Слушай, Глеб Евгеньевич, — вдруг хитро прищурился генерал, — я ведь про то, что Люба на Кипре, и так знаю. Я совсем о другом спросил.

Красивое, немного тяжеловатое лицо полковника ничуть не изменилось. Он прекрасно понял, о ком спрашивает генерал, но говорить с ним на эту тему, да еще здесь, в официальном кабинете, Константинову казалось не то что неловко, но как-то странно.

— Я о том, что у тебя ведь в бывшей всесоюзной здравнице сейчас не только служебный интерес, но и личный.

Да, в данный момент у Глеба Евгеньевича имелся весьма серьезный личный интерес на Черноморском побережье, в ведомственном санатории «Солнечный берег». Законная жена полковника с сыном и невесткой находились на Кипре. Он не мог бы слетать туда на два-три дня при всем желании. Но никакого желания не возникало. Зато слетать в бывшую здравницу не составляло труда — такие командировки являлись его прямой служебной обязанностью. И Глеб Евгеньевич готов был туда лететь, бежать, нестись сломя голову при малейшей возможности — как прошлым, и позапрошлым летом, и много лет подряд. Но вовсе не из служебного рвения.

В санатории «Солнечный берег» каждый год отдыхала женщина, которую пятидесятилетний лысеющий полковник любил страстно и нежно, как мальчишка. Женщине исполнилось сорок. Она имела мужа и сына. Ни она, ни полковник не могли уйти из своих семей в силу многих обстоятельств. Их роман длился одиннадцать лет. Кто-то знал о нем, кто-то догадывался. Но никто, даже непосредственный начальник Константинова генерал Фролов, не мог предположить, что десятилетний сын Елизаветы Максимовны Белозерской Арсений — сын полковника, хотя мальчик удивительно походил на Константинова.