Наталья Андреева - Раб лампы

— Сережа, запомни. Стасик в интернате, деньги за обследование и лечение я внесла. Год ни о чем не беспокойся. Насчет твоего племянника тоже договорилась. Ира будет жить здесь, я дала ей телефон и деньги. В клинику ее и ребенка будет возить такси — договор об аренде подписан на год. Если понадобятся еще деньги, я вышлю. Что касается тебя… — Она замялась.

— Сам виноват. — Сеси криво улыбнулся. — Так мне и надо!

— Ну, перестань. — Она ласково потрепала его по щеке. — Ведешь себя как ребенок. Ты мужчина, глава семьи. Ты тоже можешь жить здесь. Если… -Она опять запнулась. И торопливо договорила: — Если что, обращайся к Давиду. Он за тобой присмотрит. Он обещал.

— Я же не ребенок. Сама сказала.

— Ты находишься под следствием, — напомнила она. — А у Давида связи. Может, и обойдется. Я буду тебе звонить. Ире.

— Я могу к тебе приехать? — просительно сказал Сеси.

— Нет.

— Почему?

— Тебя не выпустят за границу.

— А если выпустят?

— Сережа, не капризничай.

— Ева…

Он попытался ее поцеловать. Она отстранилась.

— Почему? — повторил Сеси.

— Я очень тебя люблю.

— Я не понимаю.

— Нам пора. Алик! Ты где? Дере! Альберт Валерианович!

Она спустилась по ступенькам, держась на перила. Дере с двумя чемоданами вышел на крыльцо. Их уже ждало такси до аэропорта.

— Я мог бы вас отвезти, — пытаясь поймать ее взгляд, сказал Сеси.

— У тебя теперь другие заботы.

На крыльцо выскочила Ира, прижимая к себе сына. Затараторила:

— Ой, Маргарита Ивановна, как я вам благодарна! Вы такая, такая, такая… Я работать пойду! Здесь много работы! Елизавете Павловне уборщица нужна! И через дом горничная. Здесь так много работы!

— Ира, дом большой. — Она невольно поморщилась. Зачем же так кричать? — И участок. Здесь тоже много работы. Деньги у тебя есть.

— Ну и пусть! Я все равно буду работать! Я вам все отдам, Маргарита Ивановна! До копеечки! -Она притиснула к пышной груди ребенка. Раздался рев.

— О господи! — не удержалась она. — Алик!

Дере подхватил чемоданы и понес их в машину

— А где остальные вещи?

Сеси кинулся в дом. Ира стала спускаться к ней.

— Маргарита Ивановна! Вы такая добрая!

— Да, да, да.

— Я буду вам писать!

— Куда?

— И звонить. Ой, спасибо вам за мобильник! Он такой красивый!

Появился Сеси с остальными вещами.

— Все, Ира, иди в дом, — сказала она. — Мальчик плачет. Надо его покормить.

— Ой! Да я ж кормила!

— Все. До свидания.

Она заставила себя поцеловать ее в щеку. От Иры пахло чесноком. Она вспомнила: начался сентябрь. Ира Симонова по привычке делает заготовки. На кухне весь день чад, запахи солений. Повсюду валяются детские вещи, игрушки. Шум. Ребенок производит так много шума! У нее голова разболелась. А рев не смолкает.

Она оторвалась от Иры и торопливо зашагала к воротам. Следом Сеси с баулами. Альберт Валерианович ждал у такси.

— Ну, все, — повторила она. — Сережа — все. Иди в дом.

Подошел Дере, отобрал у него баулы, стал запихивать их в багажник. Она открыла дверцу машины. Сеси не уходил. Она попыталась улыбнуться.

— До свидания. Я уверена, что все будет хорошо.

Должно быть, он ждал поцелуя. На прощанье. Но она целовать его не стала, обнимать тоже. Уселась на заднее сиденье и захлопнула дверцу. Дере сел вперед, рядом с водителем. Она замахала рукой.

— Пока, пока!

И послала Сеси воздушный поцелуй. Он все стоял у распахнутых ворот и смотрел вслед такси, увозившему ее в аэропорт. На воротах соседнего особняка красовалась табличка: «Продается». Маргарита Мун вздохнула:

— До свиданья, дом! До встречи!

— Ты сюда никогда не вернешься, — усмехнулся Дере.

Возражать она не стала.

Недели через две зазвонил мобильный телефон. Высветившийся на дисплее номер был ей незнаком. Но Маргарита ответила на звонок.

— Да. Я слушаю.

— Дуня, здравствуй!

Невольно она вздрогнула. Клара с того света! Голос так похож!

— Кто это?

— Ты меня не помнишь? Это Лера.

— Какая Лера?

— Мы познакомились на похоронах Клары Гатиной.

— Ах, Лера!

Она вспомнила блондинку с огромными ресницами.

— Я во Франции. Подумала, что можно было бы встретиться, пройтись по бутикам.

— А… телефон откуда?

Лера хихикнула.

— У нас так много общих знакомых.

Должно быть, их и в самом деле было немало, раз блондинка фамильярно назвала ее Дуней, как это делали лишь немногие близкие люди. Клара, например.

— Так как насчет прогулки?

— Не знаю. У меня так много работы.

— Но мы могли бы поговорить о делах.

— О каких делах? — удивилась она.

— Ну как же? Ты ведь теперь занимаешься благотворительностью! Это во всех сегодняшних газетах. Ой, как это благородно! Мне и муж сказал: держись поближе к Маргарите Мун. Она знает, что делает. Мы обязательно хотим поучаствовать.

Сегодняшних русских газет она еще не читала. Интересно, что там?

— Хорошо, Лера. Ты надолго во Францию?

— Да как надоест.

— Мы обязательно встретимся. Я тебе позвоню.

— Целую!

Она положила трубку. Интересно, что там, в газетах?

Маргарита опять была на первых полосах. Статья называлась «Искупление грехов». Другая — «Из распутниц — в монашки». Это язвила желтая пресса. Опять писали про Сеси, об убийстве Клары. Серьезная газета была к ней более благосклонна, но и места выделила меньше. Из небольшой заметки она узнала, что известный скульптор Маргарита Мун занялась благотворительностью. А именно: взяла шефство над интернатом для умственно отсталых детей. Подписала выгодный контракт и уехала в Европу — с условием, что часть денег будет перечислена этому интернату. Была даже фотография брата Сергея Симонова, Стасика. Вот, мол, подросток, которому наконец-то помогут. И вообще Маргарита Мун собирается основать благотворительный фонд, для чего привлекает олигархов и их жен.

Она чуть не расхохоталась. Альберт Валерианович в своем репертуаре! Он и из собственных похорон сделает пиар жене! То-то он так легко согласился на ее условия! Заранее все рассчитал! Ну и Дере! И ничего ей не сказал!

Впрочем… Что в этом плохого? О детях надо заботиться. Хотя бы об интернатских. Раз собственных у нее уже не будет. Зато у нее есть Сеси и его семья. Разве этого мало?