Алексей Биргер - Тайна волжской Атлантиды

- Мы так и запишем, - рассмеялся отец. - Шедевр русского деревянного барокко, и пусть каждый понимает как хочет!

- А я предлагаю, - вмешался Ванька, - так и назвать наш дом, "Атос" или "Портос"! Ведь у каждого настоящего дома должно быть имя, а мушкетерское имя к нему в самое оно подходит!

- Название дома - дело слишком серьезное, чтобы решать сгоряча, возразил отец. - Мы над этим, конечно, подумаем, но торопиться не следует...

Ванька, однако, не оставил идеи придумать дому подходящее имя. Мой братец, он такой - если упрется, то лучше сразу прячься и не перечь ему. Как-то, посреди ночи, я проснулся в ужасе, от боли в боку и от свиста в ушах. В первое мгновение мне вообще почудилось, будто меня змея укусила, невесть откуда взявшаяся!

- Ай!.. - подскочил я в кровати.

- Тихо ты! - прошипел Ванька мне в ухо. - Не ори!

Оказывается, это он, вскочив среди ночи с постели, яростно твердил мне в ухо "Проснись!", а для большего эффекта ткнул меня своим острым кулачком в бок.

- Ты что!? - взвился я. - С ума спятил!?

- Чего ты дергаешься? - возмутился он так, как будто это я на него накинулся. - Не трезвонь мозгами, а послушай меня. Я нашел название для нашего дома!

- Слушай, ты... - я был настолько потрясен его нахрапом, что даже ругаться не мог, и только на заднем плане крутилась мысль, что "трезвон в мозгах" (пользуясь этим выражением моего братца, которого я раньше не слышал, и мог только гадать, где он его подцепил) у самого Ваньки стоит, и основательный, в самую пору психушку вызывать. - И ради этого надо было меня будить... - я поглядел на часы... - в полчетвертого утра?

- Надо было, - твердо ответил Ванька. - А то я мог бы позабыть мою идею, если б опять уснул. А вместе мы её не забудем! Мне она приснилась, понимаешь?

- Теперь ты её точно не забудешь! - сказал я. - И дай мне спать!

- Да послушай ты! - возбужденно зашептал он, тряся меня за рукав. - Ты сам упадешь, когда услышишь!

- Уже падаю... - отозвался я.

- Ну и падай! - он всерьез обиделся. - Тогда я тебе ничего не скажу! Потом вот увидишь, и ахнешь, и будешь жалеть, что не знал!

- Не буду я жалеть! - сказал я. - Отстань!

- Ну и спи, раз ты такой дурак! - и он, надувшись, опять забрался на свою кровать.

Утром он встал раньше всех и разбудил Фантика - Егоровы уже гостили у нас. Когда я проснулся, то выяснилось, что Ванька с Фантиком уже позавтракали и сидят в сарае, что-то делают. Позавтракав, я сунулся было в сарай, но дверь оказалась заперта. Я постучал, и мой братец отозвался:

- Кто там?

- Это я! - сказал я. - Что вы там творите?

- Не твое дело! - грубо ответил Ванька. - Проваливай!

- Ты что, спятил?.. - я-то уже и думать забыл о ночном происшествии, и никак не предполагал, что Ванька может до сих пор дуться. Мне казалось, что, наоборот, он должен с утра, на свежую голову, сообразить, как бывает неприятно, когда будят посреди ночи, да ещё таким зверским способом, и сам передо мной извиниться, так или иначе... Но нет! Он так и считал, что я нанес ему смертельное оскорбление. Я услышал, как Фантик тихо уговаривает Ваньку помириться со мной и открыть мне дверь, а Ванька отвечает, что "ни за что!" И ещё добавляет, что "Так ему, скотине, и надо... Мы с тобой вдвоем всех удивим, и пусть потом завидует, что его не взяли!" Фантик, вроде, чувствовала себя очень неловко - получалось вроде того, что она держит Ванькину сторону против меня, абсолютно не представляя при этом, в чем дело, и абсолютно не желая оказываться под перекрестным огнем нашей ссоры - но и покинуть сарай она не могла, связанная тайной и работой, которую они с Ванькой делали вместе.

- Ладно! - крикнул я. - Если я понадоблюсь - я у себя в комнате, а не позовете - жалеть не буду!

И ушел, и устроился с книжкой. Я в то время читал Сенкевича, "Потоп", уже проглотив "Огнем и мечом" и "Крестоносцы". Я взялся за Сенкевича после того, как показали по телевизору этот безумно красивый многосерийный фильм, "Огнем и мечом". Сперва роман, по которому снят фильм, одолел, потом за все остальное ухватился.

Я как раз подошел к самому критическому моменту: шведское войско практически захватило Польшу, героиня похищена и заперта, спасения нет - и тут раздались торжественные гулкие удары. Это Ванька с Фантиком били ломиком по подвешенному чугунному бруску, изображая колокол. Топа, разбуженный этим шумом, громко залаял, будто громовая канонада раздалась, салютуя торжественному набату.

Оторвавшись от книги, я вышел во двор. Все взрослые уже были там. А Ванька и Фантик стояли перед чем-то вроде огромной лопаты, вкопанной черенком в землю рядом с калиткой и накрытой сверху куском тряпки.

- Внимание, внимание! - провозгласил Ванька. - Начинаем церемонию награждения дома достойным именем! Прошу всех занять трибуну для почетных гостей! С торжественной речью выступит Фаина Егорова!

Фантик выступила вперед, откашлялась, чтобы не захихикать, и произнесла:

- В этот... в этот знаменательный день мы... мы все хотим поздравить дом с получением исторического имени и с восстановлением исторической справедливости, победившей долгую историческую несправедливость отсутствия исторического имени... - Фантик примолкла и, после легкой паузы, добавила. - Вот.

Все зааплодировали.

- А теперь, - объявил Ванька, - слово предоставляется члену правительства, специально приехавшему, чтобы приветствовать нас в этот великий день.

И он указал на отца.

Отец не растерялся. Выйдя вперед, он состроил очень серьезное лицо, потом стал долго трясти Ваньке руку, тряс и тряс. Повернувшись наконец к публике, он сказал:

- Я бы хотел особо отметить, что это событие не только историческое, но и социально значимое, которое, я надеюсь, послужит дальнейшему общественному примирению и процветанию нашего общества. По поручению президента, а также от себя лично я выражаю вам восхищение и глубокую признательность.

Все опять зааплодировали и закричали "Ура!"

- Приступаем к самому торжественному мигу! - объявил Ванька.

Он сдернул тряпку, и...

Все так и обмерли.

Ванька и Фантик наколотили на прямоугольный, размером приблизительно пятьдесят на восемьдесят сантиметров, лист толстой фанеры ровные планочки, складывая их в виде букв, так что получилась рельефная надпись. Чтобы название смотрелось ещё отчетливей, планочки были выкрашены в красный цвет, а фон - в зеленый. И эти красные рельефные буквы гласили:

"ПОРТОСЯНКИ"

- Это что значит? - после минутного общего молчания спросил отец.

- Как что? - изумился Ванька. - Мы ведь решили, что наш дом должен называться в честь Портоса! Но просто назвать "Портос" было бы не совсем то. Надо было показать, что это именно в его честь. А как всегда в русском языке обозначается, что это имение такого-то и такого-то? Всякими добавлениями этих, как их, суффиксов. Вот я и крутил в уме: "Портосово", "Портоскино", и все не складывалось. Потому что такие названия даются целым селам, а отдельные усадьбы называются иначе. Вот я думал, думал, и припомнил! Есть ведь имение "Григорянки", куда туристов возят, есть Крапники, Липки, Соловьянки... Выходит, чтобы показать, что в честь Портоса называется именно наш дом, только наш дом, а не все вокруг, надо назвать его "Портосянки"! Мне эта мысль во сне пришла, - гордо добавил мой братец. - А говорят ведь, что мысли, приходящие во сне - самые лучшие! И это действительно оказалась самая лучшая мысль, она меня так пробрала, что я подскочил! - и мой братец нежно погладил жердь, на которой высилось новое название нашего дома.