Леонид Словин - Дополнительный прибывает на второй путь

— Телеграмму дали — встречать сто шестьдесят восьмой, — парнишка хотел быть чем-нибудь полезным.

— Как нынче с яблоками? — перевел разговор Антон.

— С яблоками? — Он даже задохнулся, обретя под ногами знакомую почву. — Вам действительно интересно? Такое делается… Старики не помнят! — Он развел руками. — Кипят сады!

Сразу за багажным двором виднелись деревья. Яблоки были большие и красные, как на детских рисунках. Тяжелые ветви подпирали рогатины.

— …Ешь — не хочу… Не переломало бы деревья! — Когда поезд двинулся, милиционер пошел рядом с вагоном. — Заезжайте на обратном пути!.. Год, что ли, такой? Одно слово: кипят сады!

Денисов не запомнил станцию, но городок остался в памяти; по вертикали его разрезала старинная каланча, с аттиковым этажом, с флажком на мачте.

У дозорной площадки кружили ласточки, и за Богоявленском в согласии с приметой плотной пеленой ненадолго обнесло небо. Духота усилилась, покрапал горячий дождь.

— Товарищи пассажиры! — врубился динамик. Шалимов счел возможным наконец передать составленное Денисовым объявление. — Механик-бригадир убедительно просит зайти пассажиров, которые вчера после отправления проходили по составу через вагон номер одиннадцать… — В этом месте Шалимов откашлялся, добавил от себя: — Кто хоть что-нибудь знает про этот дикий случай… Большая просьба, товарищи, и наш с вами гражданский долг… Передача не закончена. Пассажир, едущий в вагоне тринадцать, место двадцать третье, — Шалимов непосредственно обращался к человеку, о котором сообщила проводница, — прошу срочно зайти в свое купе. Повторяю…

Объявление бригадир прочитал дважды и перед Мичуринском повторил.

Антон повеселел.

— Дело будет…

Астраханский наконец набрал скорость. За Хоботовом стали появляться короткие платформы пригородных поездов — дополнительный проследовал их не останавливаясь.

Денисов посмотрел на часы:

«Одиннадцать часов пятнадцать минут».

Мичуринск угадывался в веере путей, за катившими по обе стороны дополнительного контейнеровозами, спиртными и кислотными цистернами, хопперами, в продолжавших мелькать названиях посадочных площадок — Новое депо, Кочетовка.

Инструкция могла ждать в Мичуринске.

— А может, преступление раскрыто, только мы ничего не знаем? Незаметно для себя Антон тоже склонялся к такому варианту. Представляешь? Я домой, а ты дальше, в отпуск…

Антон достал «Беломор».

— Как вчера посадка была? Тебя провожали?

— Зачем? — Денисов показал на полку, под которой лежал рюкзак. — Да и поздно отправлялись…

В начале третьего, на переломе ночи, с опозданием прибыл почтово-багажный. Его приняли на третий путь, из чего Денисов и все носильщики заключили, что посадка на астраханский дополнительный начнется с пятой платформы, не с четвертой, как думает большинство. А на четвертой окажется нерабочая сторона состава.

Носильщики погнали тележки назад, молчало радио. Под Дубниковским мостом низко, над самыми путями, горели красные огни, дальше по горловине виднелись разбросанные в видимом беспорядке синие и все виды сигнальных белых — лунно-белые, прозрачно-белые, молочно-белые. Ничего не происходило на вокзале и на всем железнодорожном узле. Когда Денисов ненадолго забежал в отдел, чтобы проститься, телетайп деловито выстукивал:

«…Направить делегатов на конференцию первого райсовета

„Динамо“…»

Денисов заглянул в папку «Для оперативного использования» — все-таки путь пролегал по его же участку обслуживания, перечитал на всякий случай:

«…Мостовой М. З. (Стоппер) будучи вызванным на беседу инспектором по особо важным делам после свидания с женой заявил ввиду изменившихся обстоятельств он решил не дополнять ранее данные им на предварительном следствии показания о всех выявленных связях Мостового-Стоппера прошу срочно сообщить… приметы…»

Он вздохнул, вышел на платформу.

Темное пятно в горловине станции появилось незаметно. Чуть слышно стали подрагивать рельсы, дежурная по вокзалу подтянулась к справочной в начале перрона. Дополнительный подавали на посадку, он был совсем рядом, между блокпостом и технической библиотекой — скрытый от глаз торцевой стенкой последнего, шестнадцатого вагона.

Прошли мимо коллеги, работавшие в ночную смену, и с ними Апай-Саар, младший инспектор, подшефный Денисова.

— Привет, патрон, — Апай-Саар, в переводе с тувинского «козленок», махнул рукой. — Счастливо отдохнуть!

— Удачи!

Денисов знал, как это бывает, когда провожаешь других, — теперь он уезжал сам.

До стрелки оставалось несколько десятков метров. Три хвостовых огня астраханского все еще терялись в панораме других, разбросанных в горловине станции.

Наконец — негромкий стук! Вагон, шедший впереди, пересек стрелку…

На кривой астраханский дополнительный открылся внезапно и сразу весь. В тамбурах замелькали фонари проводников. Вспыхнул свет. Вагон за вагоном, равномерно потряхивая, весело катил к вокзалу.

— Граждане пассажиры!..

Но и без объявления было ясно. Мирное войско с чемоданами, с детьми с четвертой платформы устремилось на пятую. В сутолоке Денисова несильно задели зачехленным остовом разборной байдарки, какой-то пассажир, чтобы упростить задачу, попробовал открыть дверь с нерабочей стороны состава, она не поддалась, через минуту попытку повторил еще кто-то, груженный рюкзаками и сетками. Последний, кого увидел Денисов, был невозмутимый Апай-Саар с раскрытым блокнотом и карандашом, читающий мораль кому-то, успевшему просунуть сумку в одно из окон.

Порядок на посадке постепенно налаживался. Перронное радио щелкнуло в последний раз:

— …Администрация вокзала приносит извинения в связи с допущенным опозданием… Счастливого вам пути!

— Мичуринск!..

Знакомое мрачноватое здание возникло неожиданно посреди залитой солнцем платформы. С торца его были тоже пути — там шла посадка на пригородный.

Яростно скрипнули тормоза, загремело перронное радио.

— Штоянка… — Дикторша словно перекатывала во рту что-то горячее. Денисов разобрал два последних слова: — Опожданием… шокращена…

Мимо бюста великого садовода Денисов пробежал в вокзал. Дежурный располагался в первом этаже мрачноватого здания, против парикмахерской. И на этот раз удушающий запах шипра наполнял помещение.

— Оперативная группа? С поезда? — Молодой незнакомый лейтенант, моложе Денисова, с выгоревшими напрочь ресницами, черным от загара лицом, был наготове.

— Телеграмма!

В конверте лежала свернутая вдвое узкая полоска бумаги. Денисов нетерпеливо развернул:

«…Смерть Голея последовала результате повреждения области сердца режущим предметом односторонней заточкой клинка шириной уровне погружения одного сантиметра длиной не менее семи тчк примите меры розыска…»