Владимир Тодоров - Пятый арлекин

Плахова едва уловимо отрицательно покачала головой.

— Не звонил ли перед этим телефон в вашей квартире? Плахова по-прежнему молча чуть покачала головой, давая этим понять, что никакого звонка не слышала.

— Он вам ничего не говорил о записке, которую якобы получил от Александра?

Та же реакция.

— Ну что ж, я ничего другого и не ждал: его галлюцинации вызваны были психическим заболеванием.

Плахова будто не слышала слов Белова. Ремизову было знакомо подобное замороженное состояние, он не раз наблюдал его у своих пациентов, впадавших в апатию после тяжелого потрясения или гибели близких людей, и показал Белову глазами на выход, давая понять, что их формальный визит можно считать законченным.

— Не уберегли,— вздохнул Белов, как бы подводя итог посе­щению и одновременно выражая сочувствие неутешному горю этой женщины, потерявшей самого дорогого для нее человека,— все-таки зря вы не настояли на госпитализации.— Этот упрек уже адресо­вался Ремизову,— впрочем, он ведь отказался,— и видя взгляд Ремизова, быстро добавил,— нет-нет, вас я ни в чем не обвиняю.— Ремизов не ответил, ему не в чем было себя упрекнуть: нельзя было предвидеть, что болезнь примет такое неожиданное ускорение.

Следуя за Беловым к двери, Ремизов, повинуясь неожиданному чувству, вдруг резко повернулся в четверть оборота и увидел глаза Плаховой. У него неожиданно резко сжало в груди и перехватило дыхание, сердце застучало быстро, неритмично, и он шагнул вслед за Беловым за порог. «Нет, этого не может быть,— лихорадочно рассуждал он,— я ошибся, я просто-напросто ошибся...» Он спускал­ся по лестнице, вяло передвигая тяжелые ноги и держась рукой за перила. Впереди молча и уверенно шел Белов. Грохнула входная дверь в подъезде, притянутая нерастянутой пружиной.

— Вам куда?— спросил Белов,— могу подвезти.

— Спасибо, пройдусь пешком.

— Вы нездоровы?— Белов пристально посмотрел ему в глаза, отметив бледность тяжелого воспаленного лица.

— Нет, просто задумался.

— Я знаю, о чем вы думаете.

— Любопытно,— встрепенулся Ремизов,— вы тоже... догадались?

— Конечно, вы забыли выписать ей лекарство. Ее надо успо­коить, она выглядит мертвой. Еще бы, такая потеря. Вряд ли ей оправиться после этого. Больно смотреть. А тут еще мы. Но надо было проверить, не звонил ли кто-нибудь и в самом деле.

— Вы правы,— кивнул головой Ремизов,— выпишу ей успокаивающее, без рецепта не дадут.

Поднимитесь к ней снова, а я пойду к себе, еще куча всяких дел. Ясно, что это — самоубийство на почве психического расстрой­ства. Фактов более, чем достаточно. Завтра закрою это дело. Впро­чем, и дела никакого не заведено, так, формально. Обязан был проверить. До встречи.

Ремизов вошел в квартиру Плаховой без звонка, дверь была открыта. Ирина Александровна сидела на прежнем месте, не из­менив позы, никак не реагируя на возвращение Ремизова. Тот подо­шел к ней совсем близко, так что видел отчетливо каждую мор­щинку на ее матовом лице, а главное — глаза.

— А ведь вы знали,— хрипло произнес он,— догадывались обо всем с самого начала. Как долго вы вынашивали свою месть...— Проговорив это, Ремизов в глубине души еще надеялся, что Плахова закричит, ударит его в конце концов, но его надежды тут же рас­сеялись. Плахова молча смотрела сквозь Ремизова, как бы не видя его, только не скрывая более своего презрения.— Ведь это вы убили его,— продолжил Ремизов, жестко и уверенно.— Вы долго ждали случая, но вам нужна трагедия, чтобы вызвать у мужа обостренное чувство вины, поэтому вы все рассказали Александру, и записку тоже подложили вы. Александр написал ее раньше, или в день своей смерти, узнав от вас обо всем. И вы не могли не знать, какую роль сыграет записка в жизни вашего мужа. И эти сигналы по телефону, исполненные так, как некогда звонил Александр: один звонок, потом другой. Боже! Вы потому и ребенка не родили, что не могли прос­тить... Петр Борисович был склонен к душевным срывам, вы учли это и послали на прием к психиатру, вам необходимо было, чтобы его болезнь была официально зафиксирована,— Ремизов задыхал­ся,— а потом последний звонок... Позвонил кто-то по вашей прось­бе... Вы его убили и, к сожалению, ничего не докажешь. Я не разглядел за явными признаками болезни Плахова совсем не мис­тические причины его срыва. Я их объединил в одно целое, а надо было рассматривать отдельно. Вы знаете, что его волновало более всего? Чтобы об этой связи с Руной не узнали вы, боялся сделать вам больно. Я не оправдываю его, как и ту женщину. Они слабые, в чем-то порочные люди, но все равно, я мог бы подать при встрече им руку. А вам нет. Никогда!..

Ремизов повернулся и направился к двери. И тут сухие, пергаментные губы Плаховой впервые за этот вечер раскрылись, и в спину Ремизову прошелестели, будто опадающие с деревьев листья, лом­кие, обесцвеченные слова:

— Я не нуждаюсь в этом. И оставьте при себе ваш бред. Вы такой же сумасшедший, как и он...

Проходя по двору мимо того места, где лежал Плахов, Реми­зов неуверенно посмотрел в ту сторону. Ему вдруг показалось, что Плахов все еще лежит там, в своей посмертной виноватой позе, раздавленный грузом собственных переживаний. Но кроме цветов в железной банке из-под консервированных томатов там ничего не было...

Писатель Владимир Тодоров широко известен как автор остроумных смеш­ных рассказов, которые охотно печатают в республиканской и всесоюзной прессе. В издательствах Молдовы вышли две кни­ги лауреата конкурса "Золотой теленок", последняя из которых "Говорящий зон­тик" быстро разошлась среди читателей. Нередко писатель принимает участие в публичных выступлениях с собственны­ми юмористическими программами. Возможно, что очень скоро о нем заговорили бы как о Жванецком или Задор­нове (отнюдь не преклонный возраст пи­сателя не исключает этого и сейчас), если бы неожиданно творчество В. Тодорова не сделало резкий поворот на 360 градусов — он стал писать детективы!

Что дало ему возможность взяться за этот сложный и интересный жанр? Что побудило его к этому? Во-первых, глу­бокое знание жизни и психологии лю­дей, во-вторых, острая наблюдатель­ность. В-третьих, у писателя как-то сам по себе постоянно складывался и комп­лектовался обширный детективный ба­гаж, который не мог в один прекрасный день не попроситься наружу.

Те, кому уже удалось прочесть рома­ны, повести и рассказы Владимира Тодорова, написанные в этом, одном из самых любимых читателями жанре, находят нечто родственное между их авто­ром и Агатой Кристи, Жоржем Сименоном, Юлианом Семеновым. Думается, секрет этого сходства заключается в ув­лекательности сюжетов, динамике раз­вития интриги, интересно выписанных образах героев. Тем не менее, у В.Тодорова и свой стиль, и свои приемы, и свое видение. Читая любое из произведений, вошедших в эту книгу, постоянно ис­пытываешь неослабевающий интерес к происходящим в нем событиям. Разга­дываем ли мы тайну скульптуры-убий­цы ("Будда"), размышляем ли вместе с комиссаром Тропом над необъяснимыми поступками его старого школьного при­ятеля, ныне миллионера, военного маг­ната ("Храм прокаженных"), сопережи­ваем ли героям спровоцированной любовной интриги ("Пятый арлекин"), мы кроме собственной увлеченности ощущаем также и современность, злобо­дневность происходящих на страницах книги процессов.