Алекс Норк - Кто здесь

- Вы обезоруживаете простотой рассуждений, Лена. Следовательно, когда Христос говорил о Царстве небесном, он просто имел в виду переход в высшую форму существования? Но для чего?

- А для чего человек заканчивает школу, потом университет? Чтобы есть и размножаться это совсем не требуется. И мы не знаем целей и образа жизни "рая". Не можем знать, так же как десятилетний школьник не может себе представить мир высокообразованных людей.

- И ад имеет свой смысл?

- Имеет. Что происходит в нашем мире с плохими вещами? С очень плохими, которые уже больше ни на что не годны?

- М-м, их выбрасывают.

- Правильно. И если душа от жизни к жизни деградирует, движется вниз, а не вверх, в конце концов и она становится совершенно негодной. Время для нее останавливается. Миг превращается в вечность, и она остается навсегда уже сама с собой. Это и есть ад. Видите, даже и в этом случае душа не уничтожается. Это невозможно сделать никакими высшими силами. Потому что сила души по своей природе уже высшая.

- Да, - задумчиво согласился Торнвил, - даже если бы мне и хотелось поспорить... я бы не знал в каком именно месте вам возражать. - И тут же встрепенулся: - Но почему и с какой целью сюда вдруг прорвались эти непонятные нам средневековые азиатские души?!

- Вы правильно сказали, Стенли, прорвались. - Она немного помолчала. - Я могу высказать только свою гипотезу... Если человечество из поколения в поколение живет одними и теми же желаниями, желаниями простого материального благополучия, становится инертным в этом однообразии, активное прошлое в какой-то из прежних жизней может прорваться. Ведь все эти прошлые жизни внутри нас.

- Это явление... его можно вызвать искусственно?

- И даже не очень трудно.

- Вы сами могли бы такое с человеком сделать? Активировать в нем прошлую жизнь?

- Технически, да. Морально, нет. Такой поступок я ни за что не совершу. И еще одно, Стенли. Эти люди, - она слегка поежилась, - убийство для них в разряде обычных действий. Я не боюсь людей, обладающих такими же, как у меня, способностями, потому что так же защищена от них, как они от меня, но против простого ножа в спину я ничего не успею сделать. Мы говорили о конфиденциальности...

- Я понимаю. То, что вы рассказали, я передам коллегам без упоминания вашего имени.

Вечером он снова был на Лубянке. Только теперь они разговаривали с генералом вдвоем, потому что Андрей с другими сотрудниками уже занимался подготовкой к своей операции.

- Да, - выслушав его рассказ, подвел черту генерал, информации стало больше, но положение выглядит только сложнее. Думаю, вам нужно возвращаться, полковник. Готовить там свой план действий. К сожалению, вынужден констатировать, что наметить здесь с вами совместные кардинальные мероприятия мы не сможем. - Он испытующе посмотрел на Торнвила. - Поскольку мое предложение вы все равно не примете.

- Какое предложение, генерал?

Тот прежде чем ответить долго и внимательно на него смотрел слегка постукивая по столу пальцами...

- Ликвидировать этих двух вожаков. У вас и у нас. Собственными силами. Сделать это небольшими надежными группами. - Он вдруг резко повысил голос: - Убрать их, полковник, к чертовой матери, просто убрать! Пока не поздно! Мы с вами профессионалы, сумеем легко это выполнить.

Торнвил почувствовал, что воротничок слишком плотно обхватил его шею. Он машинально расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук...

- Вы это серьезно?

Генерал опустил голову и через несколько секунд тихо произнес:

- Я так и думал. - Потом снова посмотрел на Торнвила: - Ну что же, разрабатывайте свои варианты. Будем обмениваться информацией. - Он встал, направился к стенному и шкафу и вскоре возвратился с большим пакетом в руках. - В связи с важным событием в вашей жизни... это от меня лично, для будущего малыша.

Торнвил открыл пакет и увидел светло-коричневого бархатного медвежонка, веселого, с улыбающимися переливчатыми глазками. Ему даже почудилось, что тот сам протянул к нему мягкие теплые лапы, когда он взял его на руки.

* * *

Сегодня ему приснился сон. Яркий, как пронизанный солнцем воздух сейчас за окном. Видимо череда дней в этом спешащем, так и не ставшим до конца родным для него мире утомила сознание, и оно вернулось домой, чтобы отдохнуть, как это делает человек за закрытой дверью собственного жилища. Отдохнуть, но не успокоиться. Он увидел во сне равнины под Дели. Увидел, сидя в седле, знамя, колыхавшееся от легкого в спину ветра. Ослепительно белое знамя верности! И ветер, как знак Всевышнего, указывал туда, где на другом конце равнины черной расплывчатой массой двигались поганые скопища Юдуфа. Хак повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону стройной почти бесконечной линией стояли его войска. Как они хороши в спокойной готовности! Какие жесткие и, вместе, радостные лица. Ему почудилось, что он увидел все лица сразу. Нет, не почудилось. В одно мгновение он каждому взглянул в глаза. Преданные ему, потому что он сам предан Всевышнему. Какое светлое мгновение - благословение неба! Остальное в его руках. Остальное - его меч и их мечи и копья. И битва, где смерть откроет райские ворота каждому. Каждому, кто стоит сейчас под этим белым знаменем...

* * *

- Здравствуйте, мой дорогой, здравствуйте! Я получал донесения, однако бумага, всего лишь бумага. Рассказывайте, Стенли, от начала и до конца. Садитесь и рассказывайте. Но сначала, как вы нашли Николь? Она, по-моему, стала серьезней. Да, и сообщила мне причину. Ну, я ужасно рад!

Блюм вертелся и радовался. Хотя особых причин для этого не было. К тому же, в донесения из Москвы не вошла встреча Торнвила с Леной и, уж конечно, то самое, вогнавшее его в жар, предложение русского генерала.

Николь и ему показалась немножко другой, повзрослевшей... и еще более красивой. Они весь вчерашний вечер проболтали о будущем, детской комнате для ребенка, которую она решила заранее оборудовать... А как ей понравился русский светло-коричневый медвежонок, которого она сразу расцеловала...

- Во-первых, привет от вашего русского коллеги. Хоть вам с ним не удалось в свое время встретиться лично, он говорил о вас с теплым чувством.

- Да, Стенли, это был матерый волк! - Блюм привычно провел ладонью по широкому лбу. - Ушел от меня. Как меняется время, мой дорогой! Сколько раз оно уже менялось на моем веку.

- И, может быть, хватит дальше-то?

- Понимаю, о чем вы. Давайте, слушаю.

Блюм не прервал его ни разу. Спокойно и очень внимательно слушал. Только во время рассказа о встрече с Леной чуть встрепенулся в том месте, где речь шла об их дантисте:

- Мастерская с аппаратурой, вы говорите? Что это может быть? Надо еще раз проверить - куда он ходил, в какие именно заведения с такими приметами.