Виктор Рябинин - Каждый умирает в своем отсеке

Наутро наивный шведский рыболовецкий траулер попытался помочь "своим" подводникам сняться с мели, но, увидев советский военно-морской флаг, в ужасе смылся. Шведский адмирал - командир военно-морской базы — хорошо понимал, что за проникновение незамеченной иностранной лодки в его владения ему не сносить головы (как в воду глядел, так оно позже и случилось), а потому, узнав от рыбаков об инциденте, предложил русским компромисс. Он тихонько снимает их с мели, проводит через фарватер, и... все забывают об этой истории. Но наши не согласились, так как не привыкли идти на сделку с вероятным противником.

ЧП получило мировой резонанс. Всех, кого можно было снять с должности, - сняли. Кого можно было наказать - наказали. А саму многострадальную лодку острословы вмиг окрестили в духе того застольно-застойного времени "Шведским комсомольцем".

Шведы и раньше периодически обвиняли СССР в нарушении своих территориальных вод, а тут, как говорится, факт был налицо. Еще долго ВМС Швеции устраивали охоту на невидимок вплоть до применения глубинных бомб, а один раз даже вынудили всплыть нарушителя. Подлодка оказалась... французской. Но, как говорится, береженого Бог бережет: советское командование после случая с С-363 запретило командирам советских субмарин приближаться к иностранным берегам ближе 50 километров. В 1991 году владельцы крупнейшего шведского парка развлечений Skara Sommarland купили у разваливающегося Советского Союза "Шведский комсомолец", выкрасили его в красный цвет и превратили в главный аттракцион парка. Но, видно, судьба лодки была несчастливой: в 1994 году парк обанкротился, а субмарину продали с молотка на металлолом для покрытия расходов.

Об инциденте в шведских территориальных водах Андрею рассказали в первый же день стажировки. Лукаво улыбаясь, командир 345-й, куда Андрея определили, задал вопрос, как говорится, не в бровь, а в глаз:

— Ты, "студент", на стажировке планируешь отдохнуть или немного послужить?

Андрей искренне выбрал "послужить". И пошло-поехало...

Для начала его назначили дублером командира минно-торпедной боевой части (БЧ-3) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пришлось сдавать зачеты на право самостоятельного управления боевой частью и перелопатить множество документов. Параллельно изучал устройство лодки, что оказалось также делом непростым. Помогали офицеры и мичманы. Внимательно приглядываясь к новичку несколько дней и сперва критически оценивая его потуги, они в конце концов вынесли свой негласный вердикт: "Наш парень, будет из него толк!"

Постепенно отношения из шутливо-официальных перешли в разряд дружеских. Обидным прозвищем "студент" его больше не величали, а стали называть по имени. В подводном флоте взаимоотношения всегда были просты и уважительны. Только к командиру по традиции обращаются "товарищ командир". Остальные офицеры и мичманы называют друг друга по имени и отчеству.

Андрей сдружился с капитан-лейтенантом Игорем Хватовым, который на лодке и командовал минно-торпедной боевой частью. Из-за фамилии его за глаза нередко величали Хватом. Игорь не обижался, к тому же, вопреки прозвищу, он производил впечатление эрудированного и интеллигентного человека. Сын директора крупного столичного предприятия и профессорский внук из Москвы, Игорь в силу своего характера ко всему относился философски, не без основания полагая, что история повторяется и ответы на животрепещущие вопросы современности необходимо искать в прошлом. В свое время дед, профессор МГУ им. Ломоносова, пророчил ему карьеру выдающегося историка, но Хватов уехал в Питер, где поступил в военно-морское училище имени Фрунзе. От известия о такой "измене" деда хватил инфаркт, после которого он долго не мог оправиться. Но делать было нечего: вместо историка семья получила военного моряка. Между тем тяга к знаниям осталась. Игорь много читал и мог часами рассказывать стажеру об истории флота, о походах и устройстве своего любимого первого отсека, где его торпедисты всегда поддерживали идеальный порядок. Главное, с чего начинал свои ежедневные повествования Хват, сводилось к прописной истине: у подводников количество погружений должно равняться количеству всплытий. Если это равенство нарушается, то лодка гибнет. А нарушить данный паритет с помощью оружия запросто могут торпедисты, т.е. такие специалисты, как сам Хват. К торпедам офицер относился с трепетом и нежностью, сравнимыми разве что с любовью к женщине. Порой, рассказывая Андрею какую-нибудь историю из своей службы, он, увлекаясь, подходил к стеллажу, на котором хранилась торпеда 53-65К, заботливо поглаживал ее четырехметровый сигарообразный корпус и ласково приговаривал: "Ах ты моя девочка кислородная..." В эти минуты Андрею казалось, что Хватов именно так обращается со своей женой, называя ее "торпедушкой", и ему становилось смешно.

— Ты чего ржешь, салага, — кратковременно обижался Хватов.

— Это почему же я салага, Игорь Николаевич? Обижаешь своего стажера,

— в такт Хватову начинал вторить Андрей.

После обмена возмущенными репликами они еще несколько секунд пристально смотрели друг другу в глаза, а затем смеялись и жали руки.

— Все, забыли, — на правах старшего обычно говорил Игорь. — Ты, Андрюха, знаешь происхождение слова "салага"? Нет? Тогда слушай сюда. Петр Первый был малый неглупый, потому у него был учебный корабль "Алаг". Перед тем как молодых матросов направлять на боевые фрегаты, линкоры и брандеры, их стажировали на учебном корабле. Ну вроде, Андрюха, как ты сейчас у нас тут осваиваешься. Да ты не обижайся, я шучу! Так вот, приходит молодой матрос на фрегат, а у него боцман и спрашивает: "Ты, сынок, наверное, с "Алага"?" Так и пошло - салага, он и есть салага.

Хватов считался непревзойденным рассказчиком. Его повествования были столь образными и яркими, что находящиеся в отсеке матросы в такие минуты невольно прекращали свою обычную лодочную работу и обращались в слух.

От своего куратора Андрей узнал много интересного. К примеру, что в начале 20-го века подводники сами устанавливали себе размер денежного довольствия. Царь и морское ведомство на это безропотно соглашались, так как в среднем продолжительность службы офицера на подлодке в 1900 — 1905 годах была четыре-шесть месяцев. В силу тогдашнего технического несовершенства субмарина, как правило, погибала вместе с экипажем чуть ли не в первом боевом походе.

— Я знаю, — не выдержал Андрей и решил блеснуть собственной эрудицией. — Это у Пикуля написано... не то в "Крейсерах", не то в "Три возраста Окини-сан"...

— Товарищ, оказывается, Пикулем интересуется, — язвительно отреагировал Хватов. - Ну так вот вам вопросик: как в царское время стрелялись морские офицеры, совершившие неблаговидный поступок или не сдержавшие обещания и стремящиеся вернуть себе уважение кают-компании?