Майкл Коннелли - Пуля для адвоката

Мы знали, где они живут и чем занимаются. Но мы не знали их фамилий. Это были анонимные присяжные. На предварительных стадиях процесса судья решительно защищал кандидатов от внимания публики и прессы. Он распорядился поставить камеры «Судебного канала» за скамьей присяжных, чтобы зрители не могли видеть их лиц. Настоял на том, чтобы даже юристы не знали фамилии претендентов и во время «вуар дир» обращались к ним по номерам сидений.

В начале заседания судья расспросил каждого кандидата, чем он зарабатывает на жизнь и в каком районе Лос-Анджелеса проживает. Дальше следовали традиционные вопросы: не становился ли кто-нибудь из них жертвой преступления, нет ли у них родственников в суде, не связаны ли они с полицией и прокуратурой. Судья выяснял, что присяжные знают о законах и судебной практике, и спрашивал, не приходилось ли им прежде быть присяжными. Наконец Стэнтон отвел три кандидатуры: сотрудника почты, потому что его брат работал в полиции; пенсионера, у которого в уличной разборке убили сына; сценариста — пусть тот и не работал на «Арчуэй пикчерс», но вечная вражда между продюсерами и сценаристами внушала мысль, что он заведомо настроен против Эллиота.

Еще одного кандидата, инженера, судья исключил по его собственной просьбе. Это был частный консультант, две недели в суде полностью лишали его дохода, не считая пяти баксов в день, выдававшихся присяжным заседателям.

Всю четверку быстро заменили следующими претендентами из списка. Процедура шла своим чередом. К полудню я использовал два немотивированных отвода, убрал оставшихся почтовиков и уже собирался избавиться от второго инженера, но потом решил прерваться на обед и как следует обдумать свой следующий ход. Между тем Голанц сохранил весь свой боевой запас. Очевидно, хотел дать мне возможность отстреляться первым, а затем придать коллегии присяжных окончательную форму.

Эллиот чувствовал себя в роли босса. Всю работу в суде делал я, но он считал себя вправе оспаривать каждый мой шаг. Мне приходилось тратить уйму времени и объяснять, почему я хочу отклонить того или иного кандидата, а Эллиот каждый раз возражал и приводил свои доводы. Правда, в конце концов он начальственным кивком неизменно давал согласие, и присяжный исключался из коллегии. Процедура меня раздражала, но я с ней мирился, пока Эллиот позволял мне делать то, что я считал нужным.

Вскоре после полудня судья объявил перерыв. Это был день отбора присяжных и первый день моего первого процесса за прошедший год. Лорна Тейлор специально приехала в суд, чтобы поприсутствовать и выразить поддержку. Мы решили вместе пообедать, после чего она собиралась отправиться в офис и приняться за работу.

Когда мы вышли в коридор, я поинтересовался у Эллиота, не хочет ли он присоединиться, но тот ответил, что должен быстро слетать на студию и выяснить, как там дела. Я попросил его не задерживаться. Судья и так расщедрился, дав нам на обед целых полтора часа, поэтому опаздывать невежливо.

Мы с Лорной задержались, пропуская толпу кандидатов к лифтам. Мне не хотелось ехать вместе с ними. В подобной ситуации кто-нибудь обязательно откроет рот и ляпнет что-то нарушающее правила, и мне придется обо всем докладывать судье.

Дверь очередного лифта открылась, и из кабинки вышел репортер Джек Макэвой. Протолкавшись сквозь группу кандидатов, он окинул взглядом коридор и заметил меня.

— Чудесно, — произнес я. — У нас проблемы.

Макэвой зашагал прямо ко мне.

— Что вам нужно? — спросил я.

— Объяснить.

— Объяснить что? Почему вы солгали?

— Нет, подождите, я ведь сказал «до воскресенья». Только это я вам обещал.

— Да, но уже четверг и в журнале ничего, а когда я попытался позвонить и поговорить об этом, вы мне не ответили. Ко мне обращаются много репортеров, Макэвой. Я вполне могу обойтись без «Таймс».

— Понимаю. Дело в том, что они решили придержать публикацию до начала суда.

— Суд начался два часа назад.

— Ну, они имели в виду реальный суд. С показаниями свидетелей и все такое. Чтобы включить свежий материал в воскресный выпуск. На первую полосу.

— Первая полоса в воскресенье? Вы мне гарантируете?

— В крайнем случае в понедельник.

— Так, уже понедельник.

— Да поймите вы, это новости. Все может измениться. Например, мы планируем статью на воскресенье, а потом происходит нечто экстраординарное и материал переносят на следующий день. Нельзя все предусмотреть.

— Ладно. Я поверю этому не раньше, чем увижу собственными глазами.

Площадка перед лифтами расчистилась. Можно было спуститься вниз, не рискуя столкнуться с кем-нибудь из кандидатов. Я взял Лорну под руку и повел к лифту. По пути мы оба обогнули репортера.

— Так как, договорились? — спросил Макэвой. — Вы не будете…

— Не буду что?

— Говорить с другими? Давать эксклюзив?

— Посмотрим.

Спустившись вниз и выйдя на улицу, мы с Лорной прошли квартал до городской ратуши, где я оставил Патрика. Я не хотел, чтобы кто-нибудь из будущих кандидатов видел, как я сажусь на заднее сиденье «линкольна». Это могло им не понравиться. Инструктируя Эллиота перед судом, я настаивал, что он должен отказаться от служебного лимузина с шофером и сам водить машину. Мало ли кто может увидеть тебя у здания суда и какой это произведет эффект.

Я попросил Патрика отвезти нас к Французскому саду на Седьмой улице. С дороги я позвонил по сотовому Гарри Босху, и тот сразу мне ответил.

— Я только что говорил с репортером, — сообщил я.

— И?..

— Материал пойдет в воскресенье или в понедельник. На первой полосе. Так что будьте готовы.

— Наконец-то.

— Да. Вы готовы?

— Не волнуйтесь. Конечно.

— Еще бы мне не волноваться. Речь идет… Алло?

Он уже повесил трубку. Я дал «отбой».

— Что там? — спросила Лорна.

— Ничего.

Надо было сменить тему.

— Слушай, когда вернешься в офис, позвони Джули Фавро и попроси ее прийти завтра в суд.

— Кажется, Эллиот не хотел привлекать консультантов?

— Ему не обязательно знать об этом.

— Тогда как ты собираешься ей платить?

— Спишем на общие расходы. Какая разница? Если надо, заплачу из своего кармана. Она мне нужна, и плевать, что думает Эллиот. Я уже отклонил двух кандидатов, а завтра, видимо, потрачу все свои отводы. Мне пригодится ее помощь на финишной прямой. Просто скажи ей, что судебный пристав запишет фамилию и позаботится о том, чтобы устроить ее в зале. Пусть сядет на галерее и не подходит ко мне, пока я с клиентом. А если случится нечто важное, может присылать мне сообщения.

— Хорошо, я ей позвоню. С тобой все в порядке, Микки?

Наверное, я очень быстро говорил или обливался потом. Лорна заметила, как я взбудоражен. Меня слегка трясло — может, из-за истории с репортером, или потому, что Босх повесил трубку, или просто до меня стало доходить, что вот-вот произойдет событие, к которому я готовился целый год. Судебный процесс, свидетели, допросы…