Светлана Алешина - Блондин — личность темная

Ольга, увидев лезвие, попыталась бежать, но споткнулась об одну из неровностей пола и грохнулась на пол. Боль сразу пронзила поясницу, затылок прикоснулся к прохладному полу. В глазах потемнело, но Ольга усилием воли заставила себя не терять сознания: так, может быть, она останется жива. Но если… если она упадет в обморок, ледяная сталь пронзит ее тело.

Совсем недавно Ольга думала, что с удовольствием бы подставила горло под нож убийцы, но теперь инстинкт самосохранения выполз из подкорки сознания, не давая погрузиться в бесчувственность.

Ольга заорала еще громче, чувствуя, как спертый воздух обжигает ей горло, как вопль переходит в натужный хрип, а потом — в еле слышное жалобное поскуливание. Она не слышала топота ног, не слышала ничего. Она пыталась подняться с пола, но уцепиться было не за что.

Ей казалось, что прошла целая вечность, пока убийца приближался к ней. Хотелось сказать, что он не прав, ей от него ничего не нужно, ведь вернуть Никиту не в силах никто, и она хочет только одного: чтобы он ответил за дело рук своих. Больше ничего! Но голос отказывался повиноваться ей, она не могла произнести не то что фразу, ни одного слова. Только животный вопль вырывался из груди. Ни единой мысли… Ольга боялась, что помощь, о которой говорила Александра Данич, опоздала — во всяком случае, ничьего присутствия в подвале она не увидела. Только потом Ольга поняла, что вряд ли прошло больше пары секунд, потому что внезапно началось столпотворение. Ольга отползла к стене и лежала, безучастно наблюдая за тем, как Земскова заковывают в наручники, поливая матом.

Ей было все равно. Ощущались только обжигающе горячие ручейки, которые стекали по щекам. Ей было плохо, очень плохо. Страх немного отошел, теперь сознание обволокла пугающе черная пустота, и было омерзительно видеть, как человека арестовывают. Как мерцает на неровном полу лезвие, выпавшее из его рук.

Я подлетела к Ольге с мыслью, что, если с ней что-то случилось, я себе этого не прощу. И Ванцову тоже. Но в целом девица была в порядке, разве что находилась в шоковом состоянии. Лешины ребята прекрасно поработали. И сама Ольга тоже.

Краем глаза я наблюдала за Земсковым. Он улыбался отрешенно, как человек, которому безразлично, что с ним происходит. И эта улыбка запала мне в память…

— Оля, поднимайся, — выдохнула я, даже для себя неожиданно переходя на «ты». — Ну, вставай же, все кончено. Идем на свежий воздух. Не переживай, все в порядке.

С трудом, но мне все же удалось поднять девушку с места. Она встала и побрела к выходу, опираясь на мое плечо. Из глаз ее текли слезы — прозрачные ручейки соленой жидкости. Если честно, я сама едва не разревелась. Тяжело мне было до ужаса.

Земскова посадили. Он не стал отпираться — сознался в обоих убийствах. Кажется, человек просто устал влачить жалкое существование и даже был рад, что ему предоставят место в камере. Стремления души человеческой неисповедимы!

Лариков, вернувшись, похвалил и поругал меня. Поругал за самодеятельность, похвалил же за то, что эта деятельность была вполне успешной. А я смогла заполнить холодильник продуктами.

В общем, все закончилось хорошо. Даже более чем. Пожалуй, я могу даже отдохнуть…

И уже в выходные мы с Пенсом мчались на пляж. Обжигающе теплый ветер развевал мои волосы, а я, прижавшись к спине Сережки и обхватив его за талию, замерла в таком положении…

Отдых мне полагался — за эту неделю я превосходно потрудилась. Это здорово! Все-таки Александра Сергеевна Данич — неплохой детектив. И справилась с этими двумя ужасными делами. Это хорошо. Более того, это просто великолепно.