Михаил Бадалян - Проклятие Вермеера

Все это, как и многое другое предстояло еще выяснить милиции. Я же решил воспользоваться представившейся мне возможностью и выяснить вероятную связь между убийством и причиной, побудившей господина Воронцова пригласить меня к себе. Если, конечно, такая связь была.

Я внимательно огляделся вокруг. На первый взгляд ничего не было тронуто. Но, включив верхнее освещение, я понял, что убийца что-то поспешно искал. Но что? Дверцы книжного шкафа были открыты настежь, несколько книг валялось тут же на полу. Такой же беспорядок царил и вокруг письменного стола.

Медленно прохаживаясь по комнате, я случайно обратил внимание на две еле заметные полосы на стене рядом с камином, длиной около метра каждая. Подняв голову, я увидел по два маленьких крючочка над каждой из полос, закрепленных под карнизом. Не было никакого сомнения как в том, что там когда-то висели картины, так и в том, что они куда-то исчезли! Две позолоченные рамы, которые я нашел во втором камине, за экраном, полностью подтвердили мои выводы.

Итак, злоумышленник каким-то образом проник в дом, застрелил Воронцова, снял полотна со стены, вынул их из рам, после чего исчез неизвестно каким образом.

Но интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не так. Я почему-то был уверен, что убийство каким-то образом связано с делом, которое Воронцов собирался обсудить со мной. Никаких фактов, говорящих в пользу подобных предположений, у меня, естественно, не было.

Хотя, конечно, не исключено, что произошло заурядное убийство с ограблением. Я же пытаюсь придать всему происшедшему какую-то таинственность. Кто знает?..

Бревно в камине, с треском обломившееся пополам, прервало мои мысли. Языки пламени весело бегали по поленьям. От жара, исходящего от них, у меня закружилась голова. Не найдя более ничего интересного, я вышел из кабинета и спустился вниз...

Спустя пятнадцать минут после звонка в милицию весь сад вокруг дворца заполнился пронзительным воем сирен. Красные и синие проблески вперемешку со светом фар, мелькавших среди деревьев, озарили парк фантастической иллюминацией.

Три милицейских машины одна за другой ворвались на площадку перед домом. Скрипя тормозами и скрежеща гравием машины остановились возле фонтана. Причем каждая следующая машина притормаживала вровень с впереди идущей, из которой в один миг выскакивали омоновцы с оружием в руках. В считанные секунды дом был окружен. Все произошло настолько быстро и слаженно, что казалось хорошо отрепетированной сценой из остросюжетного боевика.

Однако, если эти маневры проделывались с расчетом на то, что преступник, застрелив владельца дворца и, похитив пару картин, сидел в доме, дожидаясь приезда милиции, то очень скоро последняя убедилась в ошибочности своих расчетов. Ретивые защитники правопорядка стали по очереди вылезать из своих укрытий: кто из-за дерева, кто из-под машины. Один из них, особенно усердный, умудрился даже забраться в какой-то бак и теперь стряхивал с себя вонючую жижу, морщась и отплевываясь во все стороны.

Насладиться зрелищем помешал громкий стук в дверь. Стучали, наверное, прикладом автомата, поскольку грохот был невообразимый.

Герасим, молчавший с того момента, как я сообщил ему о случившемся, вскочил с места, ошалело оглядываясь по сторонам. Не дожидаясь, пока он придет в себя, я сам подошел к входным дверям и открыл их...

Не обращая на меня ни малейшего внимания, в вестибюль ввалился здоровенный детина с всклокоченными волосами и заспанным лицом. Представившись сержантом местного отделения милиции, он незамедлительно приступил к опросу свидетелей.

- Кто вы такой и что здесь делаете? - пролаял он, смерив меня презрительным взглядом.

Есть тип людей, которые, еще до того как откроют рот, производят настолько неприятное впечатление, что вы молите Бога, чтобы они молчали как можно дольше и не усугубляли и без того скверного ощущения от удовольствия лицезреть их.

Сержант Санеев относился именно к этой категории людей. Его внешность, голос и манера говорить были столь омерзительны, что я не смог сдержаться и не ответить ему тем же, естественно, в рамках своего воспитания. Последние оказались до такой степени узкими, что единственное, что я смог сказать, было:

- А вы?

В эти три буквы я попытался вложить как можно больше сарказма, который, к моему сожалению, был полностью игнорирован сержантом.

- Здесь Я задаю вопросы. ЯСНО?! - рявкнул Санеев, оглянувшись на своих подручных, присутствие которых по его мнению должно было усилить эффект от второго и, особенно, последнего слова.

- Яснее некуда, - признался я. - Ну и какие вопросы ВЫ ТУТ задаете, если не секрет?

Если я надеялся таким образом вывести эту скотину из себя, то моим чаяниям суждено было разбиться об медный лоб сержанта. Совершенно невозмутимо, как если бы я совсем ничего не говорил, он повторил вопрос в несколько измененном виде:

- Кто ты такой и что здесь делаешь?

Мне захотелось опять ответить: А ты?, но я вовремя удержался и честно ответил:

- Жду вас.

К моему величайшему изумлению физиономия Санеева сперва покрылась темными пятнами, затем краска схлынула с его небритого лица, и цвет его стал похожим на цвет лица Воронцова, дожидающегося сержанта в своем кабинете на втором этаже дворца. И, наконец, что особенно мне не понравилось, правая рука его потянулась к кобуре, в которой, естественно, находилась не пачка сигарет, коими сержант собирался угостить меня...

В дальнейшем, человек, знающий Санеева не понаслышке, как-то рассказал мне, что таким образом сержант выказывает свой гнев. На мой вопрос, каким же тогда образом достопочтенный Санеев обнаруживает ярость, ответ был предельно краток: Стреляет.

К счастью, всего этого я тогда еще не знал, поэтому, спокойно дождавшись нормального оттенка на лице сержанта, показал ему свои документы. Санеев взял их в руки и, после того как внимательно изучил от корки до корки, вернул мне, отнюдь не изменив первоначального мнения обо мне. Затем, усмехнувшись, представил меня своим подчиненным:

- Кол-лега из столицы.

Эта фраза, произнесенная с идиотской интонацией, сильно развеселила всех присутствующих. Особенно долго и противно хохотал сам сержант. Тяжело вздохнув, я закурил сигарету и стал терпеливо дожидаться конца всеобщего веселья.

Затянувшийся вечер юмора был неожиданно прерван появлением Зига, мордой открывшего дверь комнаты, в которой его оставил Герасим. Благородный пес, множество сородичей которого беззаветно служат в милиции, почему-то не почувствовав ничего родственного, грозно зарычал и направился в сторону Санеева. Доберись он до группы гогочущих милиционеров, я бы не стал ручаться за то, что хоть один из них смог целым и невредимым вернуться в отделение.