Светлана Алешина - Папарацци (сборник)

Я снова улыбнулась, глядя на замечтавшуюся подругу, сняла с вешалки свой плащ и, подойдя к ней, сказала:

– Ирк, ты неисправима… Займись-ка ты лучше пакетом, в нем есть продукты, правда испачканные кетчупом, в том числе и хлеб. А я пойду замочу свой плащ, приму душ и через двадцать минут за ужином расскажу тебе, что со мной приключилось.

– В подробностях! – категорически заявила Ирка, наставив на меня указательный палец.

– Конечно, конечно, – ответила я, открывая дверь в ванную комнату.

За ужином, уплетая пожаренную Иркой курицу, я рассказывала о приключении, в которое ухитрилась попасть у самого нашего подъезда. Ирка слушала внимательно, не перебивая. Наконец, когда я закончила, она философски произнесла:

– Да уж, попала ты под раздачу! Это наверняка какая-нибудь разборка. Тип, который убегал, похоже, или подставил кого-нибудь, или деньги задолжал.

– Вряд ли денежный долг, – возразила я, – зачем убивать должника, кто же потом деньги возвращать будет?

– А ты уверена, что его собирались убить? Может, его просто попугать хотели? Вот и пальнули пару раз в воздух.

– Может быть, и так, – пожала я плечами. – Только видела бы ты его лицо. У меня сложилось впечатление, что бежал он от смерти.

– Ладно, – сказала Ирка, – завтра газету купить надо – узнаем, от чего он бежал и убежал ли вообще. А ты, подруга, правильно сделала, что в ментуру не пошла. С ней свяжешься, сама потом жалеть будешь. Да и братки эти… Чего доброго, и тебе придется от них ноги делать.

– В тот момент я тоже так думала, – ответила я, – а сейчас мне как-то не по себе. Жалко этого парня.

– Ладно, прекрати, – оборвала меня Ирка, – рассусолилась тут… Себя лучше пожалей! Не хватало тебе ввязываться в бандитские разборки.

– А может, тот, кто убегал, и не бандит вовсе? – возразила я. – У меня такое чувство, будто я его уже где-то видела. Лицо вроде знакомое.

– Как он выглядел? – спросила Ирка. – Я в нашем подъезде почти всех постоянных жильцов в лицо знаю.

Я напрягла память.

– Ну, невысокий такой, плотный. Волосы светлые, ежиком, если, конечно, они у него не от страха так вздыбились. Глаза голубые. Одет был в джинсовую куртку и темного цвета штаны. И еще от него сильно потом воняло.

– Скажите, пожалуйста! Какие подробности, – усмехнулась Ирка. – Впрочем, от страха не только вспотеешь, но и обдуешься, так что это не показатель его чистоплотности.

Ирка на несколько секунд задумалась.

– Вообще-то человека с такой внешностью среди постоянных жильцов нашего подъезда нет, точно. Может, снимает здесь квартиру?

– Но я точно его где-то видела, – сказала я упрямо, – вспомнить бы где.

– Ладно, – махнула рукой Ирка, – хватит париться по этому поводу. Ну пробежали они и пробежали. Ну свалили. Ну и что? Что от мужиков можно еще ждать? Это же животные. Для них, еще с давних времен, главные развлечения – охота и бабы. Сегодня охота была главнее. Но ты не расстраивайся, наступит и на нашей улице праздник.

Она встала, взяла со стола грязные тарелки и поставила их в раковину. Потом достала из кухонного шкафа чашки, налила мне и себе чаю.

– Кстати, о праздниках, – сказала Ирка, отхлебывая чаю, – ко мне скоро, может быть, даже на следующей неделе, приедет один из моих возлюбленных. Помнишь Юрочку, курсанта из высшего командного училища?

– Это который из Курска? – спросила я.

– Из Курска это Володечка. Он тоже курсант, но будущий артиллерист.

Ирка проговорила все это таким раздраженным тоном, будто речь шла о моих ближайших родственниках, не помнить которых было тяжким грехом. В сущности, я понимала, что подруга просто хочет отвлечь меня от происшедшего, чтобы я не зацикливалась на невеселых мыслях. А какая тема, с точки зрения Ирки, лучше всего могла отвлечь женщину от проблем? Конечно, межполовые отношения. Поэтому она продолжала гнуть свою линию:

– Так вот, я и говорю, Юрка приедет не раньше среды, у меня как раз закончатся женские дела. Я что думаю – пусть Юрка привезет с собой какого-нибудь дружка, а? Я уж попрошу его завтра, когда буду звонить, чтобы он прихватил кого-нибудь поздоровей и повыше.

– Это еще зачем? – насторожилась я.

– Как зачем? Тебе что, не нравятся здоровые? Пусть берет субтильного. Главное, чтобы высокий был. У тебя у самой, матушка, метр семьдесят три.

– Я имею в виду, зачем ты вообще кого-то приглашаешь? Терпеть не могу принудиловки и инкубаторства. Привезут тебе, понимаешь, какого-нибудь неандертальца, который слово «мама» с трудом выговаривает, и сидишь с ним целый вечер, не знаешь, что делать и о чем поговорить.

– Что делать, я тебе подскажу, – с надменной улыбкой ответила Ирка.

– Спасибо, не надо, – холодно сказала я. – Знаю я твои подсказки.

– Значит, не хочешь? – подвела итог разговора Ирка. – Сводничества не признаешь? Ну и будешь сидеть одна, принца ждать.

– Да, – отрезала я. – Ты уж там как-нибудь одна со своим Володечкой, Юрочкой или Геночкой.

– Ну и дура, – констатировала Ирка. – Ты еще вся карасевским мхом опутана.

Ирка встала и пошла из кухни. В дверях она неожиданно задержалась и, развернувшись, заговорила жестким тоном:

– Но если ты, как в прошлый раз, будешь Юрку своими длиннющими ходулями смущать, у нас с тобой, – тут она направила на меня свой указательный палец, – потом будет долгий и душещипательный разговор.

Выдержав паузу, Ирка перевела свой указующий перст на раковину:

– Сегодня твоя очередь мыть посуду.

С этими словами она развернулась и, плавно покачивая бедрами, отправилась по коридору в свою комнату.

– Мне что теперь – каждый раз комбинезон надевать, когда твои женихи припираются?! – прокричала я ей вслед. – К тому же ты не учла мой цикл!

Но ответа я не получила. Из большой комнаты, которую занимала Ирка, донеслась громкая музыка и голоса – подруга включила телевизор.

Я быстро помыла и вытерла сухим полотенцем посуду, убрала недоеденные куски курицы в холодильник, места в котором было более чем достаточно. Выключила в кухне свет и отправилась в свою комнату. Проходя через прихожую, я случайно бросила взгляд на тумбочку, где лежал черный конверт, и снова вспомнила все, что со мной произошло. Я взяла конверт и пошла к себе.

В моем распоряжении была меньшая из двух комнат, но, на мой взгляд, более уютная. Обои, оставшиеся от прежних хозяев, имели приятные, теплые тона. На стены я повесила две дешевые репродукции – натюрморт и сельский пейзаж. Большую часть двери занимал календарь с портретом Хулио Иглесиаса. Рядом с кроватью стоял высокий торшер, привезенный из Карасева моей мамой. Уже лет десять он занимал неизменное место в моем изголовье – сначала в Карасеве, теперь перебрался сюда. И эта частица дома также добавляла уюта в мое нынешнее жилище.