Джейн Кейси - Пропавшие

Но не значило, что было неправдой.

Дайана повернула голову, внимательно прислушиваясь к звукам в задней части дома. Голоса удалялись, как будто Вэлери и Майкл ушли в сад за домом. Время есть, подумала я, не много, но есть. Может, достаточно.

— Дайана, — осторожно произнесла я негромко и спокойно, — если в разговорах с полицией вы не совсем точно изложили ход событий, это ничего. Но если есть то, что, по вашему мнению, им следует знать о случившемся с Дженни, думаю, сейчас самое время им сообщить.

Опустив голову, она рассматривала сцепленные на коленях руки. Она вся дрожала от напряжения. Я видела, как она борется с желанием заговорить, и ждала, не осмеливаясь даже моргнуть.

— Он меня убьет.

Это был отзвук фразы, слетевшей с ее губ на выдохе, и я вздрогнула при виде страха в ее глазах, когда она посмотрела на меня.

— Вас защитят. Вам сумеют помочь. — Мне требовалось надавить на нее, и, сознавая, что делаю, ненавидя себя за это, я сказала: Разве вы не хотите рассказать правду, Дайана? Ради Дженни?

— Мы все для нее делали. — Глаза ее были устремлены на фотографию, стоявшую на столике рядом с ней, снимок, сделанный на отдыхе: более юная Дженни в купальнике на фоне голубого неба смеется в камеру. В комнате наступило молчание, и я дернулась, когда Дайана снова заговорила: — Какой в этом смысл, верно? Ни в чем нет смысла. Я думала, есть. Не знаю почему.

— Я понимаю, что вы боитесь, Дайана, если вы просто…

— Я боялась, — перебила она, уже с большим воодушевлением. — Я боялась, поэтому сделала, как хотел он. Но я не собираюсь лгать ради него. Он думает, будто прав, но как такое может быть? И я не смогла его остановить. Я ничего не смогла сделать для ее спасения, так как для Майкла все должно быть идеально. Он не выносит, если что-то не… идеально.

— Даже Дженни?

— Особенно Дженни. Она знала: он не потерпит ее непослушания. Ей следовало знать, что это опасно.

Я вспоминала Майкла Шеферда в полицейском участке, сцену, которую он разыграл, когда понял, что растление его дочери станет достоянием гласности. Тогда я восприняла это как желание защитить ее, даже в смерти. Я ошибалась. Он хотел спасти ее репутацию. Он спасал себя.

Голос Дайаны снова затих настолько, что я едва разбирала слова.

— Он пришел в отчаяние из-за ребенка.

— Могу себе представить.

— Нет. Нет, вы не можете. Вы знаете, что он заставил меня сделать? Он вынудил меня оставить ее там. Мою малышку. В темноте и холоде, под дождем, без всякой защиты, пока кто-то — вы — не пришел и не нашел ее. И я позволила ему это сделать.

По ее щекам текли слезы. Она яростно стерла их, вытерла нос рукавом. Мне больше не требовалось ее подталкивать — слова лились потоком, который я, при всем своем желании, остановить уже не сумела бы. Она словно ждала возможности рассказать кому-нибудь о том, что совершил ее муж.

— Он узнал, понимаете, о ее друге. О, он не знал всей истории. Мы понятия не имели о тех… других. Мы решили, что она за нашей спиной встречалась с Дэнни, поскольку мы не одобрили бы этого. Майкл запретил ей до восемнадцати лет дружить с мальчиками, понимаете, поэтому даже если бы Дэнни оказался одного с ней возраста, мы все равно не позволили бы им встречаться. — Она моргнула, всхлипнув. — Я все думала, не потому ли она стала с ним видеться. Ведь от нее требовалось быть совершенством — папина маленькая девочка, — а она с трудом этому соответствовала. Но с другой стороны, может, это случилось, так как она привыкла делать то, что ей велят. Может, таким образом тот человек и убедил ее делать те вещи. Она выглядела такой юной, правда? На самом деле она была еще ребенком, и когда сказала мне, что беременна, я просто не могла поверить. — Теперь Дайана с мукой смотрела на меня. — Мне нужно было промолчать. Помочь ей избавиться от ребенка. Мы могли бы забыть обо всей этой истории. Она была бы мне благодарна, так как очень переживала; она знала, что слишком молода, чтобы иметь ребенка, и этим огорчит отца. Но я ее успокоила. Я убедила ее, что все будет хорошо. Я сказала, что мы о ней позаботимся, как всегда. Я не знала… Я не знала…

Она почти выкрикнула последние слова, затем, тяжело дыша, прижала ладонь тыльной стороной к губам, пытаясь успокоиться.

Я догадывалась, что горе может странно воздействовать на людей: истерия вызывает яркие галлюцинации, а недостаток сна и умственное напряжение заставляет людей путать фантазии и действительность. Я знала: чувство вины — самая разрушительная из всех эмоций, любой родитель посчитал бы себя ответственным за неумение защитить своего ребенка, — но не могла не поверить каждому слову матери Дженни. Сквозь стеклянные двери столовой я посмотрела на Шеферда, стоявшего в саду за домом. Дождь прекратился, хотя серо-стальные облака висели низко. Он закурил маленькую сигару. Вверх от нее уходили струйки синего дыма, завихряясь в воздухе. Мне нужно было узнать больше. Но требовалось действовать быстро.

— Как он ее убил?

Закрыв глаза, она покачала головой и повторила:

— Я не знала.

— Я понимаю, Дайана. Вы не могли знать. — Я предприняла новую попытку: — Что произошло?

— Когда мы ему сообщили, он ее ударил. — В ее голосе слышалось потрясение. — Он не смог перенести ее ложь. Затем сказал, что она грязная. Ей нужно искупаться. Он попросил меня проводить ее в ванную комнату. Я заставила ее раздеться… Я думала, это поможет. Надеялась, что он успокоится, не видя ее. В любом случае я не предполагала, что он ее винит…

— А потом?

Ее веки затрепетали, и она нахмурилась.

— Понимаете, я осталась в ванной комнате. Дженни была расстроена, очень расстроена, и не хотела, чтобы я уходила. Поэтому когда он вошел, то страшно рассердился на мое присутствие. Он назвал и меня шлюхой, матерью проститутки, и сказал, что я могу смотреть, если хочу. А потом он взял ее за плечи, вот здесь… — Она показала на ключицы, где я видела синяки на коже Дженни. — Он нажал с такой силой, что она с головой ушла под воду, и держал так, пока она не перестала биться. Все кончилось быстро. Он очень сильный, я пыталась его остановить, но не смогла. Он такой сильный. Потом он отнес ее в лес и оставил. Он даже не прикрыл ее. Я умоляла завернуть ее во что-нибудь, но он не позволил. Она осталась там мерзнуть…

— Дайана, вы должны рассказать полиции о случившемся.

Глаза у нее расширились.

— Нет. Он меня убьет. Поверьте мне. Он в секунду меня убьет.

Она выглядела по-настоящему напуганной.

Я достала из сумки мобильный телефон и начала прокручивать список контактов.

— Позвольте мне позвонить старшему инспектору Викерсу. Он поймет, правда поймет. Он поможет.

Руки у меня тряслись, пальцы немели. Ради Дайаны я пыталась придать своему голосу уверенности, но едва могла привести в действие мобильник. От звука, донесшегося из кухни, у меня подпрыгнуло сердце.