Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

— Товарищи родители! Внимание! Прошу вас взять багаж вашего ребенка и передать его к задней двери автобуса! «Караван» отправляется! «Октябрята-орлята»! Постройтесь все у передней двери! «Мокрых лягушат» в нашем отряде больше нет! Девушки вожатые, примите группу по списку и усадите детей в автобус!

И ни один малыш не захотел остаться «мокрым лягушонком»! Все вдруг ладно зашевелилось, и темное кучковатое пятно стало само себя выстраивать во что-то действующее, а я не сбавляла темпа, не дала проявившейся логике расхолаживаться:

— Дорогие родители! Приглашаем вас в «Тайгу» на «День Открытых дверей»! Ровно через две недели с этой площади стартует такой же «караван автобусов» специально для вас! До этого момента, если вы захотите проведать детей, лучший маршрут — добраться на «Ракете» до «нижнего комплекса» лагерей на Енисее, там вы сможете найти хозяйственный транспорт до нашего лагеря. И никому еще не отказывали! Добираться личным транспортом категорически опасно для вас и транспорта, — в толпе родителей послышался живой смешок, они внимательно меня слушали.

— На станции, что в поселке «Усть-Мана» вы вряд ли найдете попутку, это тупик, и только наш лагерный вездеход-хлебовозка туда добирается за свежими продуктами и хлебом, но приезжает он к станции исключительно глубокой ночью. Но можно и так, если хотите!

Родители почему-то стали хихикать, наверно это кажется им романтичным — кататься на вездеходе по ночам.

— Прошу вас посмотреть на «Дом пионеров» — весь его педсостав уже ждет ваших детей на месте! Количество кружков, секций и коллективных занятий в «Тайге» превышает возможности любого города! Каждый день в нашем лагере — это «массовое тематическое мероприятие», скучать детям будет просто некогда! И я знаю, что говорю — я в «Тайге» каждый год с шести лет, ваши дети еще не захотят возвращаться обратно…

На этой опт имистичной ноте я забралась в укомплектованный автобус, и водитель, спешно закрыв за мной двери, протрубил гудок отправления. Малыши еще немного помахали своим взрослым через окна, но, уже весело болтая и шумно придуриваясь с новыми друзьями, вожатые начали раздавать детям «сухой завтрак», а у меня есть время отдышаться…

Вообще-то сейчас я себе кишки вывернула, внутри все клокочет, как Мана под «Красной горкой», все встало в горле сухой пеной… Когда я узнала, что мамы не стало, мне было девять, узнала, что мама никогда не вернется из Кракова, там она сопровождала первый сезон «Фестиваля», тогда и случился этот удушливый спазм, он жгутом перекрутил мне горло. Одно время я вообще молчала, но постепенно начала выходить из себя наружу, шаг за шагом, но до «публичных» выступлений я так и не добралась… И вот этот последний «блок» сорван! И если бы не бутылка «Буратино», которую вовремя подкинула вожатая Настя, меня бы точно вырвало! Публично!

Из-за этой своей тупиковой проблемы я долго не могла сделать необходимое — попасть в команду нашего лагеря, мол, если я «не могу работать на сцене», то и места мне «в команде» нет! И вот весь год я ходила на «танцы» и выступала на всех городских праздниках, тренировалась быть «на виду», но никогда одна и всегда молча, все ради того, чтобы пройти этот «барьер». Собственно на этот сезон у меня абсолютно четкие планы: и не просто попасть «в команду», мне надо выиграть этот чертов «Фестиваль» и получить межлагерный «Кубок»! Каким-то чудом, но надо! Потому что моя мама так и осталась там, в Кракове! Тело ее после «нулевого» расследования так и не выдали нам, не перевезли, а захоронили в далекой стране. Что они скрывают? Почему все так? Почему???? Мне нужно к маме… Иначе как я к ней попаду? Не такие у нас порядки, чтобы советский человек шастал по заграницам туда-сюда, если только он не «дипломат», а путевки «заграничные» ни за какие деньги не достать, тем более у нас с бабушкой никаких денег нету. Мне нужен этот «Кубок»! И я его достану! И буду орать хоть на каких «площадях», если надо! И вообще, моя мать все это придумала, этот «Фестиваль», так что мне его и выигрывать! Это мой последний шанс попасть к ней…

Караван постепенно выбирался из города, и сизая дымка металлизированного городского воздуха становилась все тоньше и тоньше. Какое то время мы еще проехали по нормальной асфальтированной дороге, но все это быстро кончилось, и начались предвестники тайги, еще перемежаемые поселениями и проселками, колхозами и их исписанными техникой полями. Но вскоре дорога резко вторгается в лес и дальше, в полную непроходимость, эта дорога-бетонка, поросшая рядом всяким таежным нутром, осталась еще со времен «ссыльных» лагерей, от тех, кто строил в начале пятидесятых «урановый прииск», на месте которого и проросла «Десятка». Другого пути к нашему лагерю нет.

Вот тут и происходит во мне это характерное смещение сознания, словно передергивается железнодорожная стрелка, и видимое незримо меняется вместе с попадающим в легкие запредельным, насыщенно-густым, тягучим воздухом. Все окружающее я теперь вижу через тончайшую зеленую призму… Или, наоборот, зеленое облако как эфир алхимиков укутывает своим присутствием здесь все, и не «призма» это на моих глазах, а «действительность» вдруг обнаруженная, только и стоило снять очки привычного восприятия. «Присутствие иного» ощущается телесно, оно уравнивает все между «внешним» и «внутренним», и качество это настолько сильно проживается в первые мгновения, что, пробитая этим чувством, я замираю на границе противопоставленных пространств, так неизбежно стремящихся друг к другу. И здесь, в тайге это слияние случается и случается постоянно, вне временно, вечно, вся эта сила течет сейчас через меня…

Мы едем через тайгу уже несколько часов. Накануне, пока малыши еще не засопели на своих местах от бурно ворвавшегося в них воздуха, я провела «процедуру опознания», это когда ребенок выдает не только свое официальное имя, но и то, которое он придумал себе сам. Таким нехитрым образом я переписала весь малышовый отряд лично, надо умудриться запомнить всех, чтобы потом понять, кого конкретно искать по кустам во время стоянки. После многочасового сидения дети разбегутся во все стороны по лесу, как только автобус остановится. Мероприятие «выдачи имен» веселое и важное для будущих отношений в коллективе, его хватило на пару часов дороги, стало понятно, кто есть кто, кто кем является, а кто только хочет быть, многих детей я запомнила лично, а то и подружилась с некоторыми.

В нашем «первом» отряде почти у каждого есть особое имя, знаковое, в такую игру мы не играли, но клички сами собой прилипают. Меня сто лет зовут Малая, потому что я всегда всех младше. Бабочку, то есть Ленку Пантелееву так обозвали за огромные глаза, которые как на крыльях у «махаона», и кличка прижилось намертво. Горелка, это другая наша первая красавица, Таня Горелова, она ко всем сама стала приставать и требовать, чтобы звали ее только Звездой (Ленку же обозвали Бабочкой!). Но Звезды из нее не вышло, а Горелка получилась запросто. В их кампании есть еще одна Ленка, Плетнева, которую и вовсе кличут Пенкой, а все потому, что она редкая подхалимка, ну и к девкам навязалась неправомочно, не тянет она на стопроцентную красотку, а в списках «красоток» все же числится. И в сумме из них получилось «Ленки-Пенки-Бабочки-Горелки» — во множественном числе. Там, где они появляются, так все собой заполняют и внимание на себя оттягивают, словно их не трое, а целый гарем девиц. Еще у нас есть Сашка Муха, мой тезка, меня Александра зовут. Он такой крупнокалиберный циничный гигант, метящий в хирурги и профессионально, и личностно, рубит правду «с плеча на раз», только это у него не кличка, а настоящая фамилия по паспорту, случаются же в природе такие совпадения-перевертыши!