Хизер Гуденкауф - Бремя молчания

Я бегу и бегу, грудь жжет огнем. Слезы щиплют лицо. Спотыкаюсь о поваленное дерево и рву рубашку о колючую ветку, но не останавливаюсь. Я бегу вниз, к речке. Приезжий сыщик так смотрел на меня и так говорил, будто думал, что я могу обидеть тебя, Калли. По-моему, он думает, что я знаю, кто мог тебя обидеть.

Джейсон Мичем, гад такой! Продолжает портить мне жизнь… Я мог бы его убить. Мог бы. Но не убил. Просто вышел из себя, потерял самообладание. Это случилось прошлой весной, на математике. Меня вызвали к доске решать пример на деление дробей, но у меня никак не получалось. Цифры расплывались перед глазами, и я не мог сообразить, какое выполнить действие. Бывало, дома я решал примеры на кухне, за столом, а ты сидела рядом, раскачивалась на стуле и рисовала бабочек. Дома, в тетрадке, у меня все отлично получалось. А в классе, у доски, перед двадцатью семью одноклассниками я совсем не мог соображать. Сжимал в руке толстый кусок крошащегося мела и беспомощно смотрел на доску. И тут возник Джейсон Мичем. И сейчас слышу его визгливый крысиный голосок.

— Тормоз! — прокашлял он, прикрыв рот рукой.

Все захихикали, но промолчали. Учительница, конечно, ничего не поняла и велела мне продолжать. Снова послышался смех. Все смотрели на меня, их взгляды прожигали мне спину. Я обернулся через плечо и увидел, как Мичем корчит рожи и шепчет: «Тормоз!» Помню, я тогда попытался сглотнуть слюну, но во рту пересохло. До сих пор не верится, что я это сделал, правда не верится. Но Мичем и раньше обзывал моего отца пьяницей, а сестренку — дурой. В общем, в тот день чаша терпения переполнилась, и я не выдержал. Размахнулся и что было сил швырнул в него мелом. Я высокий, и у меня сильные руки. Правда, я сразу же пожалел о том, что сделал, и хотел схватить мел, но было уже поздно. Я боялся, что мел попадет в кого-то другого или даже в учительницу. Но нет, он ударил Мичема прямо между глаз. Я услышал глухой удар и увидел, как Мичем закрывает лицо руками. В классе стало тихо. Мисс Хенвуд так и застыла за столом с разинутым ртом. Обычно я не из тех, кто мешает вести урок. Потом я вышел из класса и пошел пешком домой — целых три километра.

Когда я пришел, мама уже ждала меня. Она не злилась, нет. Просто лицо у нее было печальное, и, конечно, я разревелся, как маленький. Она посадила меня к себе на колени, как будто мне было три года. Я ее чуть не раздавил. Я плакал, а она уверяла, что все будет хорошо.

Конечно, ничего хорошего не вышло — меня вызвали к директору. Заставили просить прощения у Мичема, и я попросил, хотя до сих пор считаю, что он получил по заслугам. Его родители остались недовольны; они требовали, чтобы меня исключили из школы, но меня не исключили. А жаль.

На следующей неделе Мичем и его дружки подстерегли меня после школы и окружили. Они обзывали маму шлюхой, говорили, что она трахается с помощником шерифа. В тот день я промолчал, но через неделю подкараулил Мичема, когда он был один, заломил ему руку за спину и предупредил: если он вякнет еще хоть слово про моих родных, я его убью. Мичем нажаловался своей мамаше, и та позвонила в школу и в полицию. Меня снова вызвали к директору, но я все отрицал, а Мичем ничего не мог доказать. Миссис Мичем сказала, что я такой же, как мой никудышный отец. Ну мама тогда и взбесилась! Но было уже поздно. После того случая все стали смотреть на меня по-другому. Меня больше не считали тихоней.

Калли, я никогда никому не причинил боли. Я не такой, как отец, не такой! Я бы ни за что не обидел тебя. Я найду тебя, даже если на поиски уйдет вся ночь. Я приведу тебя домой, и тогда они все поймут!

Калли спала плохо и часто просыпалась. Земля была жесткая, и она замерзла. Над ее голыми руками и ногами вились комары. Хотя она старательно натягивала на ноги подол ночнушки, комары искусали ей все лодыжки.

Ей снился сон. Во сне она летела среди ветвей деревьев. Лоб овевала прохлада, а в животе приятно ухало от ощущения полета, как на качелях на сельской ярмарке. Внизу она видела речку — холодную, манящую; она попыталась спуститься вниз, к воде, чтобы можно было нырнуть. Ничего не получалось. Калли продолжала парить в воздухе, следуя вдоль извилистой ленты реки. Вот на берегу мелькнули рыжие волосы отца, и она невольно сжалась в комок от страха. Отец смотрел на нее снизу вверх, и лицо у него перекосилось от гнева. Она быстро пролетела мимо и увидела, что на берегу стоит олененок с длинными ушами и пьет воду. Он следил за ней добрыми глазами, и Калли спустилась вниз и пролетела почти над самой головой олененка. Она протянула руку, чтобы погладить его, но он рванулся прочь и убежал в лес. Калли хотела погнаться за ним, его белый хвостик мелькал среди кустов, как маячок. Хвостик то показывался, то пропадал. Калли старалась не отстать. Вдруг сзади ее схватила чья-то рука и потянула, но ухватила только подол ее ночной рубашки. Оглянувшись через плечо, она увидела Петру, которая радостно махала ей. Еще одна рука тут же схватила ее за плечо, и она увидела, что внизу стоит мама и улыбается ей. Калли замедлила скорость, но не остановилась. Мама смотрела на нее как-то смущенно, лицо у нее было искажено от боли. Она полетела дальше. В лесу было полно людей со знакомыми лицами; они по-дружески хватали ее, как дети, которые пытаются поймать мыльный пузырь. Миссис Уайт, школьная медсестра, и ее учительница из нулевого класса, и миссис Вега, учительница в первом классе, которую Калли очень любила. Потом она увидела мистера Уилсона, школьного психолога. Мистер Уилсон стоял с раскрытой тетрадью — ее тетрадью — и что-то в ней показывал, правда, Калли не видела, что именно. Ей вдруг ужасно захотелось узнать, что он там нашел. Она попробовала спуститься, пролететь над мистером Уилсоном и забрать у него тетрадь, но ничего не получалось. Она продолжала лететь вперед. Потом она увидела миссис Норленд, помощника шерифа Луиса, мистера и миссис Грегори, Джейка Муна, Лину Хилл, библиотекаршу. Все тянулись к ней. Калли вглядывалась в толпу, ища глазами Бена, но именно его найти не могла. Теперь к ней начали тянуться люди, которых она не знала. Калли испугалась. Она пыталась брыкаться и делать руками движения, как при плавании брассом, чтобы двигаться вперед. Она и двигалась вперед, словно гналась за олененком. Скоро она очутилась на красивой поляне. Деревья окружали зеленый лужок. В центре луга находился маленький прудик, и олененок остановился попить. Калли тоже очень хотелось пить, но она не могла спуститься. И вдруг показался Бен. Большой, сильный, добрый Бен. Он позвал ее. Калли попыталась объяснить, что хочет пить, очень хочет пить, но слова не выходили изо рта. Бен сразу все понял — он всегда ее понимал. Он окунул руки в воду и поднял их над головой, сложив ладони чашечкой, полной воды. Но Калли все равно не могла до него дотянуться. Тогда Бен взмахнул руками, и ей на язык упала холодная и сладкая капля. Калли потянулась к брату, но она была как будто наполнена гелием и продолжала подниматься вверх, все выше и выше. Вот она уже над верхушками деревьев. Бен стремительно уменьшался; его рыжие волосы превратились в крошечный флажок внизу. Калли поднималась все выше. Ей становилось жарко… Наконец она врезалась в солнце.