Тьерри Жонке - Тарантул

Он припарковался возле площади Согласия и вошел в здание на улице Годо-де-Моруа. Со связкой ключей в руке он быстрым шагом поднялся на четвертый этаж, открыл дверь просторной однокомнатной квартиры. Большую часть комнаты занимала стоявшая в центре круглая кровать, застланная сиреневым атласным покрывалом, на стенах были развешаны гравюры эротического содержания.

На ночном столике возле кровати стоял телефонный аппарат с автоответчиком. Ришар включил кассету и прослушал звонки. За два последних дня их оказалось три. Хриплые, задыхающиеся голоса: трое мужчин оставили сообщения для Евы. Он записал время предполагаемых свиданий. Покинув квартиру, быстро спустился на улицу и сел в машину. Возвратившись в Везине, тут же направился к домофону и слащавым голосом позвал молодую женщину:

— Ева, ты меня слышишь? Трое! Сегодня вечером!

Он поднялся на второй этаж.

Ева сидела в будуаре и писала акварель. Ясный, безмятежный пейзаж, залитая светом опушка и, в центре картинки, нарисованное углем лицо Вивианы. Ришар появился, громко смеясь, схватил с туалетного столика флакончик красного лака для ногтей и вылил содержимое на акварель.

— А вы все такая же! — прошипел он.

Ева поднялась и стала методично складывать кисти, краски, мольберт. Ришар привлек ее к себе так, что их лица почти соприкасались, и прошептал:

— Я от всего сердца благодарю вас за то послушание, с которым вы соблаговолили уступить моему желанию.

Черты лица Евы исказились; из ее глотки вырвался долгий стон, глухой и хриплый. Во взгляде промелькнули сполохи гнева.

— Отвали от меня, сводник вонючий!

— А! Забавно! Уверяю вас, в такие минуты гнева вы просто очаровательны.

Ева освободилась наконец из его объятий. Она привела в порядок волосы, поправила одежду.

— Ладно, — произнесла она, — сегодня вечером? Вы правда этого хотите? Когда едем?

— Да… прямо сейчас!

Во время пути они не обменялись ни единым словом. По-прежнему молча они поднялись в квартиру на улице Годо-де-Моруа.

— Приготовьтесь, они скоро появятся, — приказал Лафарг.

Ева открыла дверцы встроенного шкафа и стала раздеваться. Она аккуратно сложила свою одежду, затем натянула на себя ажурные чулки, черную кожаную юбку и высокие сапоги. Наконец накрасила лицо — белая пудра, кроваво-красные губы — и уселась на кровать.

Ришар вышел из квартиры и вошел в другую, примыкающую к первой. На одной из стен не покрытое амальгамой зеркало позволяло тайно наблюдать за тем, что происходило в комнате, где находилась Ева.

Первый клиент, одышливый коммерсант лет шестидесяти, с красным апоплексическим лицом, появился где-то через полчаса. Следующий — только около девяти вечера, провинциальный фармацевт, который регулярно наведывался к Еве и довольствовался тем, что смотрел, как она, голая, прохаживается перед ним в узком пространстве комнаты. И наконец, третий, которого Ева заставила подождать, после того как он, задыхаясь от волнения, по телефону попросил разрешения приехать. Это был молодой человек из хорошей семьи, с подавленными сексуальными наклонностями, который возбуждался, мастурбируя при ходьбе, хрипло ругаясь сквозь зубы, а Ева должна была сопровождать его при перемещениях, держа за РУКУ…

По ту сторону зеркала Ришар ликовал при виде этого зрелища, смеясь в тишине, раскачиваясь в кресле-качалке, аплодируя всякий раз, когда на лице молодой женщины появлялась гримаса отвращения.

Когда все было закончено, он присоединился к ней. Она уже скинула свою кожаную одежду и вновь облачилась в костюм строгого покроя.

— Это было потрясающе! Вы само совершенство… Прекрасная и терпеливая! Идемте, — бормотал Ришар.

Он взял ее под руку и повел ужинать в славянский ресторан. Он щедро осыпал купюрами музыкантов цыганского оркестра, облепивших их столик, — теми самыми купюрами, что собрал на ночном столике, куда их положили клиенты Евы в оплату за оказанные услуги.

…Помнишь, это было летним вечером. Стояла чудовищная жара, отвратительная, липкая жара, навалившаяся на плечи невыносимым бременем. Гроза запаздывала. Твой мотоцикл мчался сквозь ночь. Тебе казалось, что ночной воздух пойдет на пользу разгоряченному телу.

Мотоцикл катился быстро. Воздух раздувал рубашку, приподнимал ее полы, которые хлопали на ветру. Полчища насекомых налипали на твои очки, на лицо, но во всяком случае жарко тебе уже не было.

Тебе понадобилось довольно много времени, прежде чем осознать, что по твоему следу несутся, пронзая тьму, две ослепительно белые фары. Два электрических глаза, направленных прямо на тебя; выхватив из темноты, они уже больше не покидали свою жертву. Тебя охватило беспокойство, и мотор мотоцикла заработал во всю силу, но автомобиль, мчавшийся следом, был гораздо мощнее. Ему не составляло никакого труда держаться за тобой.

Твой мотоцикл петлял по лесу. Легкое поначалу беспокойство переросло в панику перед этим настойчивым взглядом, который не отпускал тебя. В зеркале заднего вида можно было разглядеть, что водитель один. Казалось, он и не хотел приближаться к тебе, просто неотступно следовал позади и не отпускал.

Гроза наконец все-таки разразилась. Пошел сначала мелкий и редкий, потом проливной дождь. Автомобиль появлялся вновь и вновь на каждом вираже. Вода стекала с тебя ручьями, дрожь пробирала до костей. Указатель уровня бензина начал опасно мигать. Его оставалось лишь на несколько километров. В какой-то момент после всех этих поворотов по лесным тропинкам ты осознал, что направление потеряно окончательно. Тебе было непонятно, куда ехать, чтобы добраться до ближайшей деревни.

Шоссе было скользким, мотоцикл замедлил ход. Внезапно, одним рывком, автомобиль настиг тебя, почти обогнал, пытаясь вытолкнуть на обочину.

Тебе пришлось затормозить, мотоцикл сделал резкий разворот. Мотор заработал вновь, мотоцикл уже готовился рвануть в обратном направлении, когда до тебя донесся скрежет тормозов: преследователь тоже развернулся и последовал за тобой. Была уже непроглядная ночь, к тому же потоки воды, падающие с неба, мешали различать дорогу впереди.

Внезапно тебе пришла в голову мысль, поставив машину на дыбы, броситься на штурм склона и попытаться прорваться через подлесок, но из-за скользкой грязи мотоцикл пробуксовал. Он завалился набок, и мотор заглох. Тебе далеко не сразу удалось его поднять, это оказалось нелегко.

Ножной стартер не заработал, бензина больше не осталось. Мощная фара осветила мокрую лесную поросль. Пучок света выхватил тебя из тьмы, не позволив спрятаться за ствол дерева. За правым голенищем удалось нащупать лезвие кинжала, это был нож солдата вермахта, он всегда был при тебе.