Виктор Каннинг - Проходная пешка

Рейкс распахнул незапертую дверь. Вошел в освещенную каюту, повернулся к кровати, где лежала Белла. Взглянув на нее, он тотчас понял: жертва его отвергнута, и он, Эндрю Рейкс, обречен, потому что пришел слишком поздно.

Белла лежала на спине. На ней были одни оранжевые трусики. Голова ее чуть-чуть повернута набок. Вытянутая левая рука с раскрытой ладонью свешивалась с кровати, точно расслабленная сном. На полу багровым могильным холмом лежала ночная рубашка. Каштановые волосы Беллы были на ночь схвачены на затылке красной лентой, глаза открыты, а над переносицей, точно посередине лба — маленькая дырочка. Тонкая полоска теперь уже свернувшейся крови тянулась к брови.

Рейкс поднял глаза и даже не попытался вынуть из кармана пистолет. Спиной к иллюминатору стоял человек. Высокий, сутулый, серо-белые волосы, густые кустистые брови. Он держал в руке пистолет с глушителем. В петлице у него была белая гвоздика. Он стоял не шелохнувшись, и на Рейкса смотрело кривоносое лицо, бледное, будто вылепленное из гипса.

— За что? — голос Рейкса прозвучал хрипло и вымученно.

— За то, что она принадлежала вам. Так же, как и Бернерс, — ответил Мандель. — Не думаете же вы, что я предал вас из-за денег.

— А я доверял вам, работал на вас.

— И как всегда безукоризненно. Я сел на корабль в Гавре и все видел. Смотрел с восхищением.

— Тогда за что же нас убивать? За что?

Мандель шагнул вперед. Он хорошо понимал потрясение Рейкса, горе и отчаяние, сковавшие его тело, понимал, наверно, и то, что сейчас Рейксу, как никогда, нужно человеческое сочувствие. Мандель приставил пистолет к его груди и вытащил из его правого кармана пистолет. Отступив на шаг, он положил оружие Рейкса в карман, встал в тени между шкафом и дверью ванной.

— За Сарлинга, — ответил Мандель. — Взгляните мне в лицо, и вы увидите, как должен был бы выглядеть он. Нас было семеро братьев. Каждый пошел своей дорогой, но однажды он помог мне ступить на мою. А потом, если требовалось, я тоже ему помогал. Но в его дела не вмешивался. Из всех братьев любили друг друга только мы. Из любви к нему я и начал мстить. Я сейчас жалею только, что не смог убить Бернерса сам. Но с женщиной покончено. Теперь ваша очередь.

— Она ведь носила моего ребенка. — И Рейкс понял, что за эту медленно умирающую маленькую жизнь он убьет Манделя. Во что бы то ни стало.

— Она помогала убить моего брата.

— Ваш брат напрашивался на смерть с самого начала.

— У него была мечта.

— Грязная мечта.

— Это его мечта.

— Вопрос стоял так: чья мечта победит — его или моя. Его мечта недостойна человека. Как недостойна человека ваша любовь к нему. Вы могли бы уничтожить меня давным-давно. Могли бы пощадить Беллу и Бернерса, а убить одного меня. Но вы хотели и золото получить. Вы смыслите в любви еще меньше, чем я. Мандель, Сарлинг — ложь, дерьмо все это! — Рейкс плюнул ему под ноги.

Мандель улыбнулся, его лицо ожило, он сказал:

— Мой брат меня бы понял. Его девиз: «Не важно, чем занимаешься, важно извлекать выгоду». Прощайте, Рейкс.

Рейкс прыгнул вперед одновременно с выстрелом Манделя. Пуля попала ему в левое предплечье. Падая, когда разум застлало красное пламя боли, Рейкс выбросил руки и уже почти лежа успел схватить Манделя за колено. Весь смысл оставшейся жизни, казалось, сосредоточился в одних лишь руках. Рейкс услышал второй приглушенный выстрел и словно со стороны почувствовал, как дернулось его тело, когда пуля пробила спину над левым бедром. Но упал и Мандель. Рейкс притянул, подволок его к себе. Ослепнув на мгновение от боли, он, обхватив Манделя за туловище, царапал, искал и наконец нашел ее, тощую, твердую от напрягшихся связок, теплую шею. Пальцы Рейкса сомкнулись на горле врага, сжали его. Сильные пальцы, сильные руки, они с детства поднимали Рейкса на деревья, и ветки бешено раскачивались у карнизов Альвертона. Руки эти грузили мешки с зерном, обуздывали лошадей, без устали пилили дрова, гребли по озерам целые мили против ветра, а теперь, все крепче сжимая горло, выдавливали из Манделя жизнь, и тело врага билось и извивалось, как форель, когда срывается с багра в лодку… И вдруг противник обмяк, затих, перестал сопротивляться.

Рейкс лежал, тяжело дыша. Наконец он открыл глаза, с трудом поднялся, вынул пистолет из руки Манделя и, чтобы не оставалось никаких сомнений, дважды выстрелил — туда же, куда стреляли по Бернерсу и Белле. Бросив оружие на пол, Рейкс думал только об одном: как уйти чистым, не оставить следов, могущих привести в Альвертон, круто покончить со всем, что напоминает о Рейксах, о его семье, о предках, покончить так, чтобы никто не получил от этого выгоды.

Чувствуя, как засыхает под одеждой кровь, он подошел к столу, нашел бумагу, достал из сумки Беллы шариковую ручку… а Бог, отвернувшийся от Рейкса, не упустил последнего случая посмеяться над ним: ручка писала пастой такой же красной, как его кровь. С трудом он вывел:

«От вашего непрошенного гостя. Передайте французским властям, что золото доставят в замок Мирна, что у города Лудеак в Бретани, примерно через час. Сведения достоверные. Каюта № 4004».

Чувствуя, что силы покидают его, Рейкс сложил записку вчетверо и сверху написал: «Капитану Уильяму Уорвику. Срочно». Потом встал и подошел к Белле. Не выпуская из рук бумагу, нагнулся, поднял мертвую, но еще теплую руку и поцеловал ее. Теперь Рейкс понял: не зная, как можно любить ее той любовью, какою она любила его, он взял бы ее в Альвертон, лелеял бы ребенка, и это стало бы для нее самым большим счастьем в жизни.

Он повернулся к полочке под зеркалом и вызвал звонком стюарда. Потом вышел в коридор, засунул записку в дверную щель около ручки, так, чтобы ее нельзя было не заметить.

Рейкс шел по главному коридору правого борта. Хотя кругом размещались каюты, коридор, как ни странно, был пуст. А по всему кораблю уже шел розыск, и эфир забивали радиограммы. Младший офицер руководил проверкой всех баров и ресторанов, кафе и шлюпок, разводящий приказал стюардам негласно обыскать как можно больше кают. Но Рейкс не боялся, что его обнаружат, — ведь он, с трудом волоча ногу, шел под покровительством того, который десять минут назад отверг его запоздалую жертву. Он миновал узкий безлюдный проход между каютами, прошел в ближайший к корме лифт, поднялся и ступил в ночь, под мелкий дождь, на палубу у бассейна.

Рейкс остановился у поручней. Он стоял один, но с ним были мысли о Белле и Бернерсе. Потом они исчезли. Напомнила о себе темная вода за бортом. Рейксу почему-то стало покойно, даже боль, казалось, стала утихать. И он перегнулся через поручни, перевалился за борт. Падая, он услышал голос отца, донесшийся из прошлого негромкий терпеливый голос: «Если будешь противиться воде, она станет тебе врагом. Поддашься — и обретешь в ней друга».