Дэн Браун - Утраченный символ

Оказавшись у себя в кабинете, он вытащил из недр письменного стола невероятно старый ключ. Черный, чугунный, длинный и тонкий, с давно истершейся маркировкой. Архитектор опустил ключ в карман и приготовился встречать гостей.

В Капитолий направлялись Роберт Лэнгдон и Кэтрин Соломон. Выполняя просьбу Питера Соломона, Беллами собирался предоставить им редчайшую возможность – увидеть воочию грандиозную тайну, которую хранит здание Капитолия. И открыть ее может лишь Архитектор…

Стараясь не смотреть на оставшийся далеко внизу пол Ротонды Капитолия, Роберт Лэнгдон мелкими шажками двигался по круговому мостику под самым куполом. Потом он все-таки скосил глаза на поручень ограждения. От высоты кружилась голова. Профессору с трудом верилось, что меньше десяти часов прошло с той секунды, как в центре этого круглого зала возникла рука Питера.

Где-то там внизу, в ста восьмидесяти футах от Лэнгдона, двигался к выходу из Ротонды Архитектор Капитолия – крошечная упрямая точка. Беллами проводил Кэтрин и Лэнгдона вверх, на балкон, и оставил одних, снабдив точными указаниями.

«От Питера».

Лэнгдон посмотрел на старый железный ключ, который ему вручил Беллами. Потом на узкую лестницу, уходящую с балкона… еще выше. «Господи, помоги». Узкие ступени, по словам Архитектора, вели к маленькой металлической двери, отпирающейся этим самым ключом.

По замыслу Питера Соломона Лэнгдон и Кэтрин непременно должны были увидеть то, что скрывалось за дверью. Разъяснять Питер ничего не стал, вместо этого строго наказав отпереть дверь в определенный час – не раньше и не позже.

«Ждать, чтобы открыть дверь? Зачем?»

Бросив очередной взгляд на часы, Лэнгдон тихо простонал.

Затем он опустил ключ в карман и посмотрел на противоположную половину балкона по ту сторону разверзшейся перед ним бездны. Кэтрин, бесстрашно устремившись вперед и, видимо, не испытывая страха высоты, успела уже пройти полкруга и с восхищением разглядывала «Апофеоз Вашингтона» кисти Брумиди, нависающий прямо у них над головами. С этого необычного обзорного пункта пятнадцатифутовые фигуры, украшающие пять тысяч квадратных футов купола, представали в мельчайших подробностях.

Повернувшись к Кэтрин спиной, Лэнгдон едва слышно прошептал, обращаясь к внешней стене здания:

– Кэтрин, к тебе взывает твоя совесть! Как ты могла бросить Роберта одного?

Кэтрин, очевидно, тоже знала о феноменальных акустических возможностях купола, потому что стена тут же отозвалась ее голосом:

– А нечего трусить. Надо было идти со мной. Дверь еще не скоро открывать, времени полно.

Лэнгдон, признав ее правоту, неохотно двинулся вдоль балкона, хватаясь руками за стену.

– Этот потолок – нечто невероятное, – восхитилась Кэтрин, выворачивая шею, чтобы охватить взглядом все великолепие «Апофеоза». – Только представить: мифические божества с учеными и изобретениями. Да еще в главном зале Капитолия…

Лэнгдон поднял глаза к громадным изображениям Франклина, Фултона и Морзе в окружении символов их научных открытий. Переливающаяся радуга увела за собой его взгляд к Джорджу Вашингтону, возносящемуся на облаке в небеса.

«Великое пророчество о превращении человека в бога».

– Такое впечатление, что на куполе над Ротондой отражена сама суть Мистерий древности, – поделилась мыслями Кэтрин.

Лэнгдон готов был признать, что не много нашлось бы фресок в мире, где божества соседствовали бы с научными открытиями и апофеозом человека. Впечатляющий сонм образов на куполе Ротонды действительно воплощал идею Мистерий древности – и не случайно. Отцам-основателям Америка представлялась чем-то вроде чистого холста, непаханого тучного поля, которое можно засеять семенами мистерий. И сегодня этот величественный образ – основатель государства, возносящийся к небесам – безмолвно взирал сверху на законотворцев, президентов и сенаторов… Открытое напоминание, взгляд в будущее, обещание, что пробьет тот час, когда человек достигнет полной духовной зрелости.

– Роберт, – прошептала Кэтрин, не сводя глаз с огромных фигур великих американских изобретателей в сопровождении Минервы, – это ведь и вправду пророчество. Самые передовые технологии сейчас служат для изучения идей глубокой древности. Ноэтика считается молодой наукой, однако на самом деле это самая древняя наука на земле – наука, изучающая человеческую мысль. – Она обернулась к Лэнгдону, удивленно распахнув глаза. – И представляешь, выясняется, что древние понимали мысль гораздо лучше, чем мы сейчас.

– Логично, – ответил Лэнгдон. – Кроме человеческой мысли, других инструментов у древних не было. Философы, например, отдавали все силы ее изучению.

– Да! Древние тексты только и твердят что о могуществе разума. В Ведах описан поток мыслительной энергии. В Аскевианском кодексе «Пистис София» – универсальное сознание. В «Зогаре» исследуется природа духа мысли. Шаманские тексты, опережая Эйнштейна с его «влиянием извне», рассказывают о лечении на расстоянии. Там есть всё! Про Библию вообще молчу.

– И ты туда же? – усмехнулся Лэнгдон. – Твой брат меня уже убеждал, что Библия сплошь состоит из зашифрованных научных сведений.

– Еще как состоит, – подтвердила Кэтрин. – Если не веришь Питеру, почитай эзотерические трактаты Ньютона о Библии. Стоит вникнуть как следует в библейские иносказания, Роберт, и поймешь, что она исследует человеческую мысль.

Лэнгдон пожал плечами:

– Попробую перечитать ее заново на досуге.

– Ответь мне на один вопрос, – не разделяя скептицизма профессора, настаивала Кэтрин. – Там, где в Библии говорится «стройте свой храм», тот который предполагается возводить «без инструментов и не производя шума», о каком храме, по-твоему, идет речь?

– В тексте сказано, что храм – это наше тело.

– Да, Первое Послание к коринфянам, глава третья, стих шестнадцатый. «Вы – храм Божий». – Она улыбнулась. – И то же самое в Евангелии от Иоанна. Роберт, авторы Писания твердо знали о дремлющей в нас силе, и они настойчиво велят нам ее раскрыть и обратить себе на пользу… выстроить храм мысли.

– К сожалению, большая часть религиозного сообщества, как мне кажется, дожидается буквального восстановления Храма. Во исполнение мессианского пророчества.

– Да, но тут ускользает из вида одна важная деталь. Второе пришествие – это пришествие человека. Час, когда человечество наконец выстроит храм своего разума.

– Не знаю… – потирая подбородок, усомнился Лэнгдон. – Я, конечно, не большой толкователь Библии, однако, насколько помню, в Писании подробно изложен процесс строительства именно материального храма, а не духовного. Постройка должна возводиться из двух частей – внешней, Святилища, и внутренней, Святая святых. Их следует разделить тончайшей завесой.