Джеймс Паттерсон - 8-е Признание

— Больше похоже на гадание на кофейной гуще, сержант.

— Тебе лучше мне поверить. Потому что произойдет еще вот что: пока твои адвокаты будут оплачивать хвалебные статьи в прессе деньгами миссис Фридман, твои старые школьные приятельницы выступят во время судебного процесса с показаниями. Они смешают тебя с дерьмом, Норма. И расскажут журналистам все: как их от тебя тошнит, какая ты жалкая.

Ты будешь выставлена бессердечной психопаткой, какой и являешься, и присяжные осудят тебя за все пять убийств. Поняла? Ты будешь унижена — а потом умрешь.

Я увидела в ее глазах проблески паники. Попала ли я в цель? Напугала ли Норму Джонсон?

— Но если мое дело такой «верняк», почему ты вообще со мной говоришь?

— Потому что прокуратура хочет предложить тебе сделку.

— О, как круто. Словно я никогда не видела подобных уловок в сериале «Закон и порядок».

— Один полезный совет, Норма. У нас есть еще кое-что для смертного приговора. Потому слушай. Главный судмедэксперт подняла отчет по вскрытию твоего бывшего приятеля и сказала, что там нет теста на запах.

— Оливер Маккензи? Он умер от передозировки.

— Анализ его крови имел пограничное значение по дозировке наркотиков. Но в остальном он был здоровым тридцатилетним мужчиной. Просто медэксперт, производивший вскрытие, не стал разбираться. Но теперь другая ситуация, Норма. Мы думаем, ты убила его, потому что он тебя бросил. Его гроб сейчас извлекают. И на этот раз медэксперт поищет на его теле следы укуса.

Джонсон посмотрела на визитку, которую ей дала Джинни Фридман, потом на мой телефон и на меня.

— Какая сделка?

— Рассказываешь об убийствах, всех, включая то, что ты сделала с Оливером Маккензи, и мы позволяем тебе избежать унижения в суде, а также заменяем смертный приговор на пожизненное. Это предложение теряет силу, едва я покину комнату.

Последовала долгая пауза, длившаяся не менее двух минут.

— Сделка недостаточно хороша, — наконец сказала Норма Джонсон.

— Больше нам нечего тебе предложить.

Я собрала свои бумаги, застегнула пиджак и отодвинулась от стола.

— Вы скинете мне срок, если я скажу вам, кто убил тех богачей в восемьдесят втором? — неожиданно спросила Любимица.

Я скрыла свое удивление… и свой восторг.

Я взглянула на зеркальное стекло, а через секунду Джейкоби открыл дверь в допросную.

— Подожди, — сказал он мне. — Я говорю с Паризи по телефону.

Комната для допросов показалась страшно маленькой, когда к нам присоединились Джейкоби и Рыжий Пес, весящие вместе больше двухсот килограммов.

Рост Паризи превышал метр восемьдесят пять. Жесткие рыжие волосы, лицо с оспинами, хриплый голос заядлого курильщика и пятьдесят шестой размер одежды. Он бывал забавным, но если хотел, то мог собственную маму напугать до сердечного приступа.

Джейкоби представлял собой еще один устрашающий экземпляр, если его не знать и не любить, как я. Его непроницаемые серые глаза буравили насквозь. А огромные руки никогда не лежали спокойно, словно он искал повода пустить их в дело и нанести удар.

Когда эти двое массивных мужчин вытащили для себя стулья, я увидела дерзкий взгляд Любимицы.

— Теперь я думаю, что мне нужен адвокат, — проговорила она.

— Ваше право, — прорычал Паризи. А мне сказал: — Боксер, отведи ее обратно в камеру.

Стоило мне подняться, как Норма Джонсон закричала:

— Подождите!

— Я здесь не ради развлечений, — предупредил ее Паризи. — Поэтому не тратьте мое время.

Он открыл папку и веером разложил на столе снимки из морга.

— Вы убили этих людей? — спросил он Любимицу.

Взгляд Джонсон медленно перемещался по фотографиям слева направо, а потом обратно. Я поняла, что она никогда прежде не видела своих жертв мертвыми.

Сожалела ли она?

Или была довольна собой?

Не отрывая глаз от снимков, Джонсон спросила Паризи, обещает ли он не требовать смертного приговора, если она расскажет о своей роли в убийстве Оливера Маккензи, и когда тот согласился, сделала глубокий вдох.

— Я убила их всех, — сказала она, и ее голос дрожал. Она была преисполнена жалости к себе, несколько слезинок скатилось по щекам. — Но даже в смерти я причинила им меньше боли, чем они причиняли мне каждый день моей жизни.

Разве Любимица не знала, что в слезах нет необходимости? Что нас заботит только ее признание? Что нам нужны только слова?

Вытерев слезы тыльной стороной ладони, она спросила, ведется ли видеозапись. Я сказала ей, что ведется, и она обрадовалась.

— Я хочу, чтобы была запись моего заявления, — произнесла Норма. — Я хочу, чтобы люди поняли мои мотивы.

Более часа Норма Джонсон разъясняла причины, детально описывала жизнь жертв, как помешанный вуайерист, рисовала их «невероятно оскорбительное поведение» по отношению к ней, которого она не заслуживала. И она рассказала нам, как безболезненно убила свои жертвы.

Она описала, как подкараулила Оливера Маккензи, затащила его в кровать на прощальный секс и упокоила с помощью укуса крайта. Теперь у Паризи было все, что нужно.

Он прервал ее напыщенную, полную самолюбования речь, сказав:

— Я должен быть в суде, мисс Джонсон. Расскажите мне об убийствах тысяча девятьсот восемьдесят второго года, если хотите, чтобы мы уменьшили срок вашего заключения.

— Что вы можете мне предложить?

— Сейчас вам светит шесть пожизненных сроков без возможности досрочного освобождения, — пояснил он. — Выдайте нам имя того убийцы, и через некоторое время вы сможете сказать комиссии по досрочному освобождению, как сожалеете.

— Это все?

— Это надежда. Шанс, что, возможно, вам удастся выйти на свободу еще при жизни.

Джонсон замолчала. Она думала долго и напряженно, тишина давила на уши. Я даже предположить не могла, что Норма сделает.

Паризи взглянул на часы и отодвинулся от стола. Ножки стула проскрежетали, как тормоза на колесах грузовиков.

— С меня достаточно, лейтенант, — сказал Паризи Джейкоби. — Закругляемся.

— Мой отец, — тихо произнесла Норма.

— Кристофер Росс был одной из жертв, — заметила я. — Он знал убийцу?

— Он был убийцей, — ответила Любимица. — Папа сам говорил мне. Он всех их убил.

Любимица только что сдала своего отца как убийцу богачей в 1982-м. Если ее слова — правда, то ее папочка был серийным убийцей.

И она последовала его примеру, став такой же.

Было ли это правдой?

Или только шаг отчаяния, выдумка, чтобы помочь себе?

Я хотела, чтобы она повторила сказанное, и она повторила.

— Он рассказывал мне, кого убил и почему. Папа ненавидел этих лицемеров, которые подлизывались к нему из-за его богатства. Он любил мою мать, потому что она была настоящей.