Лиза Скоттолине - Улыбка убийцы (в сокращении)

— Когда вы сюда вселились, сушилка здесь уже была?

— Уходите, я говорю! Хотите, чтобы я копов позвал?

— Нет-нет, успокойтесь. Я извиняюсь и уже ухожу. — Мэри чуть поклонилась старушке и протянула ей коробку с пирожными: — Прошу вас, примите это в знак моей благодарности. Вы очень добры.

Женщина, испуганно улыбаясь, приняла коробку.

— Что в коробке? — спросил молодой человек.

— Sfogliatelle, — ответила Мэри. — Скажите матери, если этот, щербатый, вернется, пусть не впускает его в дом.

— С чего это?

— Он опасен, — ответила Мэри, сама не зная почему.

Муниципалитет Филадельфии переживал пору ремонта, однако до комнаты 154, в которой находилась регистратура торговых сделок, он еще не добрался. Пол здесь покрывал грязновато-коричневый линолеум, со сводчатого потолка свисали лампочки на витых шнурах. Дождавшись своей очереди, Мэри подошла к окошку.

— Чем могу быть полезен? — спросил секретарь.

— Мне нужно проследить ряд продаж одного дома.

— Это несложно. Адрес, будьте добры.

Мэри назвала адрес, секретарь ввел его в поисковую строку.

— За какой период?

— С 1900 года по настоящее время.

— Оставьте ваши документы, — сказал секретарь вставая. Мэри достала из сумочки водительские права. Секретарь протянул ей кассету с фотопленкой и указал в дальний угол комнаты. — Устройства для просмотра вон там.

— Спасибо, — сказала Мэри и торопливо прошла к одному из аппаратов. Она включила свет и вставила микрофильм в просмотровую рамку. Увеличила изображение.

«Настоящий договор заключен 19 декабря 1986 года…»

Мэри вывела на экран имя продавца: Ли Сам; затем имя покупателя: Ми Я Юн. Это была последняя сделка. Дом оценили в 60 230 долларов.

Мэри передвинула рамку вправо. «Настоящий договор…» и так далее. Дата: 2 ноября 1962 года. Продавец: Ли Пак. Покупатель: Ли Сам. Цена: 52 000 долларов.

Следующая сделка датировалась 18 апреля 1952 года. Продавец: Джозеф и Анджела Лопо. Покупатель: Ли Пак. Цена 23 000 долларов.

Всего три владельца, подумала Мэри. Пока все хорошо.

На экране появилась следующая сделка. Дата: 28 ноября 1946 года. Уже близко, но еще не то, что нужно. Продавец: Джеймс и Мария Джанкарло. Цена: 12 000 долларов.

Четвертый владелец. Следующим должен быть Амадео. Всего четыре владельца — да, это наверняка его сушилка, еще целая.

Теперь на экране высветился расплывчатый белый квадратик, Мэри сфокусировала изображение. «Ипотечный банк Филадельфии». Покупатель: Джеймс и Мария Джанкарло. Стало быть, дом был продан после того, как платить по его закладной стало некому, и произошло это 18 августа 1942 года. Через месяц после смерти Амадео управление шерифа выставило дом на торги. Мэри взглянула на цену: 5620 долларов.

Она переместилась к следующему документу. Дата: 3 июня 1940 года. Мэри вывела на экран имя продавца, и сердце ее замерло: Джозеф Джорно. Поверенный Амадео? А покупатель? Вот и они: Амадео и Тереза Брандолини. Цена: 982 доллара.

Мэри перечитала документ еще раз. Почему Фрэнк не упомянул и об этом? Она перешла к следующему документу, надеясь узнать, как дом попал в руки Джорно, и тут глаза ее округлились. Дом был продан 2 апреля 1940 года — чуть больше чем за два месяца до того, как Джорно продал его Амадео. Дом Джозеф Джорно получил от Гаэтано Челли, это имя Мэри ни о чем не говорило. А вот и цена: 2023 доллара.

Джо Джорно продал дом Амадео, потеряв на этом большие деньги. С какой стати человек покупает дом за две штуки, а через пару месяцев продает его за полцены? Этого Мэри и представить себе не могла, тем более что Джорно был предположительно самым большим скрягой на планете. Дело приобретало все более и более странный оборот. Мэри выключила аппарат, взяла микропленку, достала деньги, чтобы заплатить за копии, и подобрала с пола сумки.

Надо все-таки идти на работу.

Погруженная в свои размышления, Мэри вышла из лифта и направилась к приемной. За столом сидела Маршалл Трау, секретарша фирмы. Она была одета в розовый свитер и желто-коричневую юбку, волосы ее были аккуратно подстрижены.

— Где это ты пропадала все утро? — спросила Маршалл.

— Выясняла кое-что по своему делу. Том-ПМС не звонил?

— Сегодня всего лишь четыре раза.

Мэри замерла в испуге.

— Спокойствие, — улыбнулась Маршалл. — У меня все под контролем. — Маршалл протянула Мэри утреннюю почту и пачку телефонных сообщений. — Вон тот мужчина — журналист из «Филли ньюс». С девяти часов тебя дожидается.

— Меня? — озадаченно переспросила Мэри. Интервью у нее еще ни разу в жизни не брали.

Журналист уже встал с кресла и направился к Мэри. Он показался ей на редкость красивым — темные глаза, уверенная улыбка. Он был в свободных брюках цвета хаки и в голубой рубашке.

— Джим Макинтайр. — Он пожал Мэри руку. — А вы, должно быть, мисс Динунцио? У вас не найдется пары минут для разговора со мной? Об Амадео Брандолини.

— Об Амадео? — удивленно спросила Мэри.

— Я хочу написать статью, пролить свет на то, что с ним случилось. Осветить, так сказать, всю его историю…

— Мэри, — вмешалась Маршалл, делая вид, что изучает расписание. — Я уже говорила мистеру Макинтайру, что через полчаса ты должна снимать показания в суде и тебе понадобится время на подготовку.

Да ну? Маршалл просто подкидывала ей возможность уклониться от разговора с журналистом, поскольку никаких показаний Мэри сегодня снимать не собиралась. Наверное, следовало бы попросить разрешения на интервью у начальства. Но Бенни все равно не было, а Мэри так заинтриговал этот Макинтайр.

— Мы успеем, — сказала она и, проводив журналиста в свой кабинет, усадила его в темно-синее кресло, стоявшее рядом с ее столом. — Так откуда вам стало известно об Амадео?

— Мне рассказал о нем мой парикмахер, Джо Антонелли.

— Дядя Джо! — радостно воскликнула Мэри.

Так журналист пользуется его услугами. А-а-а, и стрижется, как говорит дядя Джо, по-директорски.

— Джо стрижет меня уже три года. Замечательный человек. И очень гордится вами и вашими успехами. Для всей вашей родни вы — звезда. И для соседей тоже! — Макинтайр улыбнулся. — Хотя о том, что он ваш дядя, Джо мне не говорил.

— А он мне и не дядя. У меня в Южном Филли родни триста восемьдесят два человека. И дядюшек, и тетушек, и все ненастоящие. А ненастоящих дядей Джо у меня даже два. Но раз вы говорите о парикмахере, так это Тощий-дядюшка-Джо.

Макинтайр рассмеялся.

— У вас замечательное чувство юмора, — отметил он и с интересом посмотрел на Мэри: — И глаза у вас потрясающие.

— Обычные глаза, карие. По одному с каждой стороны.

Макинтайр снова рассмеялся, затем спросил:

— Кстати, вы не против, если я запишу наш разговор?

— Нет, конечно, — едва успела ответить Мэри, а журналист уже достал диктофон и положил его на стол.