Алексей Макеев - Смерть на взлетной полосе

– Нет.

– Как у Игоря Михайловича складывались отношения с сослуживцами? Он ведь здесь человек новый. Могли возникнуть недопонимание, трения… В каком настроении он возвращался с работы?

– Он возвращался усталым. Но о трениях я ничего не слышала. Игорь умел ладить с людьми, и, насколько я знаю, отношения с сослуживцами складывались у него неплохо.

– То есть на работе конфликтов практически не было?

– Он не рассказывал мне всех подробностей.

– Но если бы произошло что-то серьезное, вы как супруга, наверное, заметили бы и сами. Негатив подобного рода всегда отражается на настроении человека, тем более родного человека.

– Да, наверное.

– Но вы ничего подобного не замечали?

– Я уже сказала, что нет.

По мере продолжения этой не слишком содержательной беседы Гуров все яснее понимал, что на особую откровенность тут рассчитывать не приходится.

«Этой и предварительный инструктаж не нужен, – с досадой подумал он, – и без него держится, как партизан на допросе. Неужели ей самой неинтересно, почему застрелился муж? Или, может быть, она в отличие от всех остальных это прекрасно знает?»

Но, так или иначе, информацию необходимо было добывать, и Лев решил зайти с другой стороны:

– Переезд в Покровск, наверное, многое поменял в вашей жизни. Режим дня Игоря Михайловича сильно отличался от того, каким он был в Москве?

– Нет, не очень. Он позже приходил домой, а в остальном все было как обычно.

– А вообще за то время, что вы живете здесь, случалось что-то неординарное? Какой-то случай, который вы могли бы назвать из ряда вон выходящим? Скандал, недоразумение? Возможно, не с вами лично, но происшествие, которое вам пришлось наблюдать или невольно участвовать?

– Нет, кажется ничего такого, – в недоумении глядя на полковника и, кажется, не очень понимая смысл вопроса, ответила Нелли.

– Я имею в виду что-то необычное, чего не случалось раньше, – пытался пояснить Лев. – С вами или с Игорем Михайловичем.

– Необычное? Не знаю. Разве что… Однажды он очень сильно выпил. Так, что даже не мог стоять на ногах. Это было действительно необычно. Игорь, он вообще не пьет. Не пил, – снова болезненно сморщив лицо, поправилась она. – А в тот раз… Это было в день, когда пришел приказ о его окончательном утверждении в этой должности. Он сказал, что приедет поздно, его пригласили отметить это событие. И действительно, приехал он как никогда поздно, в третьем часу ночи. Бывали, конечно, дежурства, когда он приходил только утром, но ведь это совсем другое. В тот раз он не дежурил. Его привезли на машине и буквально занесли в квартиру. Он был совершенно не в себе, не мог даже идти. Никогда его таким не видела.

– Он как-то объяснил потом свое состояние?

– Сказал – выпили. «Немного перебрал». Но какое там немного! На следующий день даже на работу не пошел, настолько плохо себя чувствовал.

– Раньше подобного с ним не случалось?

– Никогда. Даже на семейных праздниках, когда что-то отмечали, он пил всегда в меру. А уж так, чтобы на следующий день не мог встать… нет, такого я не припомню.

– Вы упомянули о том, что отметить назначение Игоря Михайловича кто-то пригласил. То есть не сам он был инициатором?

– Нет.

– А вы не знаете, кто именно? С кем он отмечал это событие?

– Я не знаю. Это – дела мужа, я не вмешивалась. Только если он сам расскажет.

– Но в тот раз он не рассказал?

– Нет.

– Кроме этого случая, после вашего приезда сюда не происходило ничего экстраординарного?

– Нет. Кажется, нет. По крайней мере, ничего похожего на это происшествие я не припоминаю.

– Понятно. Что ж, спасибо, что уделили мне время. Надеюсь, что не слишком побеспокоил вас своим визитом.

Попрощавшись, Гуров спустился вниз и вышел на улицу.

Вечерело, и, взглянув на часы, он решил, что уезжать из летного городка уже нет смысла. Близилось время последней запланированной на сегодня встречи.

Когда из подъехавшей «Газели» начали выходить люди в униформе, очень похожие на тех, которых он видел сегодня утром, Лев сразу выделил среди них нужного ему человека.

Описание внешности Вадима Ушакова, данное Китаевым, было очень точным. Как только из машины показался высокий худой парень со взъерошенными, будто со сна, волосами, он понял, к кому нужно адресовать интересующие его вопросы.

Круглые очки делали Ушакова чем-то похожим на Гарри Поттера, и общее впечатление от его внешности у полковника сложилось положительное. Такие люди обычно общительны и легко идут на контакт. Поэтому Гуров не сомневался, что уж здесь-то не будет проблем с тем, чтобы завязать доверительный разговор.

Но дальнейшее показало, что внешность иногда бывает обманчива.

Как и в первый раз, Лев немного проводил компанию возвращавшихся с работы парней, дожидаясь, когда она поредеет и он сможет спокойно поговорить с Ушаковым. Сейчас ему повезло даже больше – немного пройдя по аллее, Ушаков попрощался с товарищами и свернул на боковую тропинку. Вскоре Гуров нагнал его и попытался завязать разговор, используя приблизительно такое же вступление, какое использовал сегодня утром, обращаясь к двум друзьям-техникам.

Но в отличие от них Вадим оказался гораздо более «тяжелым на подъем».

Уже одно то, что он видел перед собой незнакомца, по-видимому, настораживало. А узнав, что Гуров – проверяющий из Москвы, он окончательно замкнулся и на все вопросы стал давать лишь однотипные, ничего не значащие ответы.

– В день, когда произошло самоубийство, вы заходили к Иванникову? Вам ничего не показалось странным при общении с ним? Все было как обычно? – спрашивал Гуров.

– В целом да, – коротко отвечал Ушаков, и было совершенно ясно, что больше он не прибавит ни слова.

– Многие говорят, что бывший командир части Курбанский был в натянутых отношениях с Максимом Китаевым. Вам что-нибудь известно об этом?

– Я лично с Курбанским не ссорился, а какие у него были отношения с другими, не выяснял. Это не мое дело.

Вести беседу в таком ключе не имело ни малейшего смысла, и, задав еще пару вопросов и получив еще пару очень похожих ответов, Лев счел за лучшее попрощаться.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – с едва заметной иронией произнес он.

– Обращайтесь, всегда рад буду побеседовать, – в тон ему ответил Ушаков и скрылся в подъезде невзрачного трехэтажного дома, очень похожего на тот, в котором жил Китаев.

Полковника огорчило, что беседа с Ушаковым не принесла желаемых плодов и он снова лишь напрасно потерял свое время. Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что это как раз тот случай, когда отсутствие результата – тоже результат.

Он помнил, что Китаев называл Ушакова «связующим звеном» между технической и административной частями. Именно он поведал старому технику о неадекватном состоянии Иванникова в день самоубийства. И понятно, что далеко не каждый на авиабазе мог вот так вот запросто зайти в кабинет к командиру части. Следовательно, Ушаков мог знать много такого, что простым смертным было недоступно. И то, что в разговоре с ним он не захотел этими знаниями делиться, только лишний раз подчеркивало, что для подозрений есть все основания.